Тайна Иеронима Босха - [9]

— Нам не нравится, когда пришлый сброд пытается искать счастье в нашем городе! Мы не рады вам! Ясно?

Говоря это, мужчина так близко подошел к Петрониусу, что художник почувствовал зловоние гнилых зубов.

— В городе хватает нищих, которые не могут выпросить денег даже на смерть. Чтобы мы лучше поняли друг друга, скажу, что просить милостыню здесь нельзя, даже если в город тебя привел Майнхард из Аахена. Здесь не хватает своим нищим, а делиться мы не собираемся.

Петрониус только что попрощался с возницей, пожав ему руку, взял свой узелок и спрыгнул на землю. Несмотря на поздний час, жизнь в переулках кипела: купцы, торговцы, нищие, возницы, приличные дамы и проститутки, девушки, кружащие головы вьющимся вокруг ветреным парням. Петрониус сразу же почувствовал себя легко в этой праздничной атмосфере великолепия и богатства, наполненной ощущением полной свободы. Повсюду чувствовалась открытость брабантской души: в улыбках на губах гуляющих женщин и в прямых, открытых взглядах мужчин. Проходя по площадям города, Петрониус не раз легко вздохнул полной грудью. Казалось, воздух был напоен ароматом райской свободы.

Он с трудом пробрался к собору, который величественно возвышался над городом. Главного нефа и крыши еще не было. Колонны торчали на фоне неба словно редкие зубы.

— Я… — хотел было возразить Петрониус нищему, но вовремя заметил еще семерых таких же оборванцев, окружавших его.

— Исчезни, путник, — прошипел недоброжелатель, — прежде чем мы покажем тебе, чей это город.

Петрониус ощутил запах ладана. Из-за угла вышла колонна доминиканцев, которая с помощью колоколов и пения прокладывала себе дорогу сквозь толпу. За ними следовала повозка.

Неожиданно Петрониус почувствовал, как изменилась атмосфера — она стала угнетающей. Улыбки горожан исчезли, люди отворачивались, переходили на другую сторону улицы, опускали глаза.

Окружившие Петрониуса разделились на две части. Они прижались к самой стене дома. Один из оборванцев оказался совсем близко к художнику. Воцарилась тишина, и лишь стук колес по мостовой и звон цепей на ладанках ритмично звучали в застывшем воздухе.

— Простите, вы ошибаетесь на мой счет, — прошептал Петрониус, но, взглянув на повозку, замолчал.

На досках стояла молодая женщина со связанными руками. Ее волосы были всклокочены, из одежды на несчастной была лишь разорванная нижняя рубашка, которая уже ничего не могла скрыть. Вся кожа в ранах и ожогах, успевших почернеть и нагноиться. Под глазами кровавые синяки, руки и ноги в сине-зеленых кровоподтеках, а неестественно растопыренные пальцы свидетельствовали о страшных пытках. Лишь лицо женщины излучало пугающее спокойствие и уверенность.

— Уже пятая за сегодня. Они ненасытны. Дочь местного банщика. Якобы она принадлежала к братству адамитов и занималась с ними дьявольским развратом. Только все это чушь, — облокотившись на посох, говорил нищий.

— Кто такие адамиты? — пробормотал Петрониус, не отрывая глаз от женщины.

Нищий беззвучно рассмеялся:

— Лжецы от имени Иисуса, скажу я тебе, или же святые. Или еретики. Кто знает точно? В любом случае католики боятся их как чумы, даже сильнее. И потому истребляют. Кроме того, это так просто — причислить тебя к адамитам, и тогда твое место на костре. Кто сможет доказать обратное?

Нищий медленно поднял голову и плюнул одному из проходящих мимо монахов под ноги.

— Адамиты устраивают оргии и при этом читают проповеди. Разве не богохульство? Жаль, меня туда ни разу не пригласили.

Петрониус перевел взгляд на нищего. К запаху ладана и паленого мяса прибавилась вонь грязного человеческого тела, проводящего ночи в хлеву.

— Послушайте! Я приехал в город не для того, чтобы просить милостыню. Я ищу мастерскую и жилище художника, мастера Иеронима Босха.

— Как вы можете думать о своей шкуре при виде лица; этой женщины, душу которой надо спасать?

— Мы ничем не в силах помочь телу и душе этой девы. А моя шкура мне дороже.

Вся улица провожала безмолвным взглядом повозку и исчезавших в дымке ладана монахов, направлявшихся в сторону городских ворот. Пение и шум затихали.

— Повторяю еще раз, — настойчиво произнес Петрониус, удерживая нищего за руку. — Я — благочестивый художник, ищу работу и ничем не помешаю вам. Буду вам очень благодарен, если покажете, где я смогу переночевать.

Нищий поднял вверх указательный палец, и выражение лиц окружавших художника оборванцев смягчилось.

— Это меняет дело. Простите меня.

— Да что уж, — ответил Петрониус. — Вы имеете право предостеречь незнакомца, вошедшего в город.

— У вас добрые намерения, незнакомец. Если пойдете назад к городским воротам, то попадете в гостиницу «У орла». Скажите, что вас прислал Длинный Цуидер. Будьте осторожны впредь.

С этими словами нищий растворился в толпе, будто провалился сквозь землю. Петрониус остался один. Посмотрев вперед, он заметил одеяние убегавшего в просвет между домами доминиканца.

VIII

Зажгли первые фонари. Петрониус поплелся к рыночной площади, расположенной в центре города и имевшей форму треугольника. Он с любопытством бросил взгляд на ратушу, убранство которой свидетельствовало о силе и богатстве города, прошел мимо купеческих лавок, где еще продолжалась торговля. Пахло рыбой и хлебом, овощами, сыром и свежими фруктами. Художник окунулся в этот мир благовоний и суеты и медленно брел по улице, ища гостиницу, о которой говорил нищий. По переулку разносились звуки арфы, смешивающиеся с хлюпаньем сапог по болотистой почве. И вот перед художником возник дом с черными балками и черной дверью, построенный в стиле фахверк. Окна были закрыты ставнями. Когда Петрониус открыл дверь, навстречу ему вышел великан, вынужденный пригнуться, чтобы не задеть дверной косяк.