Тайна Иеронима Босха - [86]

— Все кончено, мой друг! — издевался Руфф. — Желаю, чтобы время пролетело быстро.

Охрана закрыла решетку и окружила подмастерье. Позади он слышал всхлипывания Гриит. Стража повела юношу через площадь к месту казни. Петрониус закрыл глаза и закусил губу. Его сопровождал хриплый смех Руффа.

V

Услышав обращенный к нему вопрос, Петрониус понял, что на его шее вот-вот затянется веревка.

— Где картина Иеронима Босха? Предупреждаю, на этот раз вам не избежать петли. Мне достаточно пальцем пошевелить.

Петрониус сидел за письменным столом из полированного дуба. Сквозь железные решетки на окнах светило солнце. За спиной пленника беспокойно ходил инквизитор.

— Вы ответите на вопрос, обещаю. Будете визжать, моля о милости, пока на губах пена не выступит. И тогда вы заговорите.

Патер остановился, будто осознал, что вид из окна, солнце и зелень деревьев уводят мысли пленника от возможной пытки. Петрониус молчал и прищурившись смотрел на стекла, покрытые бусинками капель.

— Даю вам последнюю возможность. В конце концов, вы образованный человек, а я не чудовище.

Произнося эти слова, инквизитор подошел к секретеру, стоявшему в углу, открыл его и достал бумагу, чернильницу и полдюжины перьев.

— Вы были у адамитов. Опишите все. Ничего не упускайте и ничего не прибавляйте. Мне достаточно ваших впечатлений о том, как все происходило. Мы оба знаем, что выдумки народа — не что иное, как пустая болтовня, ветер из уст доносчиков в уши глухонемых. Я хочу узнать от вас правду.

Патер осторожно положил на стол перед Петрониусом бумагу и письменные принадлежности. Художник поднял глаза на Берле. Их взгляды встретились, и Петрониус заметил во взоре патера гнев и огонек безумия.

Страх Петрониуса остался на виселице. Солдаты действительно отвели его к месту казни, где ждали палач и двое подручных. Подмастерью позволили прошептать одетому в черное человеку последнюю молитву и надели на шею веревку. Палач заставил юношу стать на табуретку и затянул петлю. Петрониус стоял на цыпочках и не знал, чего ему хочется больше: жить дальше или подвести под земным существованием черту.

Именно в этот момент из кромешной тьмы появился инквизитор с письмом в руке. Размахивая бумагой, хриплым голосом он остановил палача. Печать бургомистра подтверждала, что преступник поступает в распоряжение Берле. Однако секунды в петле, чувство, что скоро прекратится подача воздуха и придет медленная смерть, многое прояснили Петрониусу. Жизнь кончается тогда, когда приходит время, и время это определяет не слабый червь — человек, а высшая сила.

По мнению Петрониуса, палач и его помощники сдались слишком быстро. Слишком быстро склонились над бумагой с печатью. Наверняка тюрьма, казнь и вмешательство инквизитора были инсценированы, чтобы сломить его измученный дух.

Патер Иоганнес подошел к Петрониусу вплотную, так что почти касался его лица, и тихо прошептал:

— В городе что-то происходит, Петрониус Орис, чего вы не можете понять, да и я вижу лишь часть. Это охватывает нас, протягивает к нам свои когти, и мы не можем защититься, потому что не знаем, в чем дело. Вы должны все записать, Петрониус Орис. Каждую мелочь. Ради меня, ради вас, ради города, который медленно погибает из-за всех этих событий. Вы ничего не заметили, поскольку недолго находитесь в Ден-Босе. Город разлагается, как разлагается тело, когда внутренности переполняет черная желчь. Снаружи ничего не видно, однако внутри она разъедает все, пока не останется лишь оболочка. Вы видите тень того, чем город был раньше, и скоро он превратится в пыль.

Петрониуса охватило отвращение, он уставился прямо перед собой, потом резко встал, и его плечо врезалось в подбородок священника.

— Оставьте меня. Вы несете вздор, в который сами не верите.

В уголках рта патера показалась кровавая слюна…

Комнату переполнял солнечный свет, потоками струившийся из окна. Он контрастировал с обстановкой комнаты, где, кроме стула, стола и секретера, находилось еще огромное черное распятие. Секретер был украшен инкрустацией из перламутра и янтаря.

— Я достал вас из петли, Петрониус, не для того, чтобы вы снова упрямились. Если не напишете отчет добровольно…

— «…я добьюсь своего с помощью пыток». Оставьте, мне ваша песня знакома, — со вздохом закончил Петрониус. — Зачем вам мои впечатления? Я думал, Зита, или сестра Хильтрут, может представить вам более богатый материал.

Патер Берле усмехнулся:

— Вы более авторитетное лицо. Независимый, не привязанный ни к кому и ни к чему. Уже переросший глупость юности, но недостаточно старый, чтобы впадать в упрямство. Кроме того, вам известно, как нужно смотреть на картину и что скрыл в ней богохульный еретик. Итак, пишите, Петрониус. Это единственная причина, по которой я не отдал вас палачу.

Петрониус выдохнул и скривил губы.

— А что убедит вас в моей правдивости?

Патер Иоганнес подошел к окну и посмотрел на поля, простирающиеся до самых городских стен. Крестьяне за плугами, влекомыми волами, пахали мягкую землю.

— Вы всегда служите не тем господам. Всегда селитесь под дырявой крышей, сквозь которую просачивается дождь. Поворачиваетесь не в ту сторону и идете налево, а не направо. Есть люди, выбирающие ложный путь, потому что такова их тропа страха и невзгод в юдоли печали. Вы молоды, Петрониус, и смотрите вперед, за фасад этого мира. Вы узнали средства и пути, которые могут повлиять на мировые события и судьбы. Почему бы не порвать с прошлым, которое останется в вас лишь воспоминанием?