Тайна и ложь - [34]

Пустую площадку заднего двора занимали маленькие холмики песка и гравия, а торчащий вверх строй бревен, установленный как вигвам индейцев — скрепленными макушками — был своего рода складом. А днем женщины в шароварах и в повязанных платках, усевшись на куче гравия, весь день разбивали молотками камни на мелкие куски, издавая своеобразные звуки. Но когда наступала ночь, это место становилось унылым и мрачным: выросшие с человеческий рост сорная трава и кустарники становились как будто еще гуще, и только ветер проносился по ним. Ёну иногда любил войти в это ночное пространство и побыть в объятьях густой темноты и ветра. В это время Большие и Передние ворота были крепко заперты, а через стеклянную дверь конторы, где был потушен свет, смутно различались бланки чеков и четырехугольная чернильница на железном столе, сложенные стопки документов и других бумаг на шкафчике с выдвижными ящиками. В задней комнате крепко спал Туман, обняв круглую подушку, в жилом доме смотрели сон маленький сын Чана, его жена и сам Чан, который только что лег рядом, откинув одеяло с торчащими из него клоками ваты, — дыхание у всех было тихим. Лунный свет падал на два чинно стоящих грузовика, чисто протертый культиватор и мотоцикл Чонука с немного покосившимся номерным знаком «K134» — он завершил свою дневную программу. Отдыхали и строительные материалы, повсюду разбросанные и сложенные в кучи, растянувшись в свое удовольствие рядом с беспорядочными следами ног, оставленными рабочими за день.

Многое изменилось с тех пор, как однажды холодной ночью Ёну последний раз стоял во дворе этого дома. Большими воротами давно не пользовались, их петли покрылись ржавчиной, а на дверном кольце Передних ворот висел замок. Раздвижные стеклянные двери конторы, покрытые серым налетом пыли, по диагонали были заколочены досками. В холодной комнате жилого дома без отопления некому было спать. Из колодца никто уже не набирал воду — он был накрыт куском фанеры, вокруг в пыли валялись ржавые гвозди и деревянные доски. Двор выглядел пустым и заброшенным. Лишь только свирепый зимний ветер, который притаился, съежившись, на заднем дворе, вылетел — у-у-у — подняв столб пыли, и свернулся под ногами. Ёну поднял камень, попавший под ногу, изо всех сил бросил в пустоту. С тонким звуком, разрезающим тишину, он пролетел несколько метров и исчез за оградой. Луна не светила, на завтра по прогнозу погоды обещали сильный снегопад. Ёну поднял голову к небу, закрыл глаза. Долго так стоял, отдаваясь ревущему холодному ветру. Он не чувствовал, что его кулаки, засунутые в карманы, плотно сжаты. Вокруг такая тишина, будто заложило уши, и только белый пар изо рта вырывался в черный холодный воздух. Вскоре он открыл глаза, и перед его взором предстали медленно проступающие в далекой темноте низкие вершины гор, черней самой темноты. Ёну хорошо знал, что он никогда больше не приедет в К. В тот день окончательно развеялась так никому и не высказанная мечта мальчика. День, когда отец мог бы узнать об этой мечте, тоже никогда не наступит.

6

Среди гостей, проходивших в дом Чонука через Передние ворота, шаманка по прозвищу Бамбуковая хижина была постоянной посетительницей. На следующий день после того, как на строительстве водохранилища упал и разбился чернорабочий, шаманка, входя в Хозяйские ворота, вдруг застыла на месте и начала трястись. После этого она забормотала, сверля что-то глазами:

— Перед воротами водяных духов стало двое. Пришел еще один, молодой. Однако почему там, сзади, кто-то старый снова явился в виде нищего? Почему каждый раз во время разговора он где-то снимает одежду, сшитую для него, и снова ведет себя неподобающе? О-ох, разве ты не знаешь, куда ты снова пришел? Хватит скитаться, отправляйся на тот свет, негодная неприкаянная душа![28]

Кухарка боялась этой шаманки и при звуках ее голоса не двигалась с места, поэтому и в тот день Сон Кымхи, услышав, что пришла ворожея, сама открыла Хозяйские ворота.

— Пожалуйста, скажите духу старшего брата мужа. Умоляю, пусть он заберет этого молодого водяного духа и уйдет подальше отсюда! Передайте, что скоро наступит тот день, когда он примет от Ёну стол, накрытый для церемонии кормления.

Но та уже сама уже что-то перемалывала во рту, будто выучивала наизусть заказ.

Некоторые жители К. говорили, что заискивать или шантажировать семью Чонука Бамбуковой хижине совершенно невыгодно. Но Сон Кымхи нелегко было забыть потрясение и страх от слов «Ох, запах водяного духа!», произнесенных этой женщиной, когда она впервые встала перед Хозяйскими воротами и затряслась всем телом. Только на тридцать седьмой день после рождения Ёну ей стало известно, что в то утро, когда она вошла в заднюю комнату дома рожать второго ребенка, доносившиеся до нее приглушенный женский плач, низкое бормотание рабочих, пришедших из чужих мест, и среди этого звучавший степенный и печальный голос — эти звуки сопровождали вынос гроба старшего брата мужа, Чеука. В то мгновение, когда Сон Кымхи узнала об этом, она в замешательстве отстранила от себя ребенка. Сон Кымхи, как и большинству жителей городка К., сообщили, что Чеук умер от болезни. Только члены семьи знали правду о том, что он утонул.