Тайна гибели Сергея Есенина. «Черный человек» из ОГПУ - [52]
Я увидел себя за рабочим столом. Неожиданно отворилась дверь, я обернулся и увидел нелепость: это вошел я сам. Мой двойник сел напротив меня и взял мою голову в свои руки. Я с ужасом уставился на него. Тот резко поднялся и стал расхаживать по комнате, я слышал его шаги. Затем он опустился в кресло.
Наконец раздался его голос. Он звучал тихо-тихо. Я затаил дыхание, пытаясь уловить смысл речи.
Голос зазвучал вновь — невнятные звуки, возникающие во тьме как бы сами по себе.
Я внимал им, боясь пошевелиться, и в конце концов сумел различить слова:
— До каких пор ты будешь присваивать все, созданное мной, себе?! Твоя дерзость и беспардонность зашли слишком далеко. Пора остановиться и перестать совать нос в явления и вещи, которые тебе недоступны.
Я ответил осмысленной фразой, хотя мой рот оставался закрытым, губы даже не дрогнули:
— Кто ты, призрак в моем обличье? Что тебе нужно от меня?
— Ты меня не только раздражаешь, но просто достал своим существованием. Я ненавижу и презираю тебя, поскольку не ты, а я подлинный автор книг, которые ты опубликовал. Ты рядишься в чужие перья!..
Моя комната, и без того сумрачная и «слепая», погрузилась в непроглядный мрак, какой, наверное, бывает в глубоком подземелье, когда там вдруг задувают свечу.
Мой призрачный гость вдруг предстал передо мной облаченным в сутану с капюшоном и зависшим над ковром. Он зловеще произнес:
— Ты обокрал меня! Покайся сейчас же! Иначе откроется ящик Пандоры — и будет не просто плохо, а очень плохо…
— Если ты так считаешь, то я каюсь, — смиренно пробормотал я.
Гость перешел с агрессивного тона на тон послушника:
— И я виню себя, что был несправедлив к тебе. Давай примирим наши гордыни…
…Я мог бы счесть виденное и слышанное сном, если бы не странная вещь: на ковре, где в черной сутане парил мой двойник, оказалась прожженной его середина. Пятно имело узнаваемую форму пентаграммы…
В Питер! В Питер! И поскорее!.
По мостовой— моей души изъезженнойшаги помешанных— вьют жестких фраз пяты.Где города— повешены— и в петле облаказастыли— башен— кривые выи —иду— один рыдать,что перекрестком— распяты— городовые…Владимир Маяковский. «Я!»
Теперь я хорошо понимаю логику поведения полковника МВД Э. Хлысталова и те его колебания — взяться за расследование странной гибели поэта Есенина или отступиться? Это случилось тогда, когда в руки его попали две посмертные фотографии Сергея Есенина.
Позже Хлысталов признался: «И хотя я понял, что в гибели Есенина что-то не так, но тут же отбросил все тревоги: трудно было представить, что "Дело Есенина" расследовалось некачественно. Ведь погиб великий поэт». Только выйдя на пенсию, полковник МВД вплотную занялся расследованием «Дела Есенина»…
Перед бегством поэта в Ленинград решили использовать последнее средство — положить Есенина в психиатрическую больницу, мол, «психов не судят». Софья Толстая договорилась с профессором П. Б. Ганнушкиным о госпитализации поэта в платную психиатрическую клинику Московского университета. Профессор обещал предоставить ему отдельную палату, где Есенин мог заниматься литературной работой. Оставалось только уговорить поэта. Он категорически возражал. Пребывание в сумасшедшем доме было выше его сил.
Софья Андреевна Толстая-Есенина и Сергей Александрович Есенин
В это время Есенин еще рассчитывал на поддержку высоких покровителей. Но работники дорожно-транспортного отдела ГПУ направляли грозные повестки с требованием явиться на допрос, ежедневно квартиру Толстой посещал участковый надзиратель[15].
Поздно вечером 26 ноября в квартире доктора П. М. Зиновьева раздался телефонный звонок. В трубке он узнал голос жены поэта Софьи Андреевны:
— Петр Михайлович, покорнейше прошу помочь… Сергей Александрович согласился на госпитализацию… Умоляю все оформить сегодня, завтра он может передумать…
Врач П. М. Зиновьев срочно выехал в клинику. Через час за Есениным защелкнулись замки массивных дверей психиатрической больницы.
В стороне от грохочущих магистралей, недалеко от Пироговской улицы, до наших дней чудом сохранился тенистый парк, когда-то огороженный трехметровой глухой кирпичной стеной. Город наступает на парк, часть его уже вырублена и отдана под огромное здание глазного института. С одной стороны к парку примыкает Музей-усадьба Л. Н. Толстого, с другой — широкое двухэтажное здание, построенное в конце XIX века на средства благотворителей в стиле классической русской архитектуры. В этом прекрасном здании, где все продумано — от вешалки до великолепного актового зала, — и разместилась психиатрическая клиника.
Выйти из нее без разрешения медицинского персонала больному было нельзя. Двери, постоянно закрытые на замок, и проходная круглосуточно находились под наблюдением санитаров. Согласно договору, поэт должен был пребывать в клинике два месяца.
Сотрудники ГПУ и милиции сбились с ног, разыскивая поэта. О его госпитализации в клинику знали всего несколько человек, но осведомители нашлись. 28 ноября чекисты примчались к директору клиники профессору П. Б. Ганнушкину и потребовали выдачи Есенина. П. Б. Ганнушкин не выдал на расправу своего земляка. Вместо поэта чекисты получили справку следующего содержания:
