Тайна двухколесного экипажа - [75]

.

Неужели после всех этих лет безупречной и более чем обеспеченной жизни ему предстоит быть низвергнутым в темные глубины бесславия таким человеком, как Морленд? Воображение уже рисовало ему глумливые восклицания соотечественников и указующий перст, презрительно направленный на него — великого Марка Фретлби, знаменитого во всей Австралии своей честностью, прямотой и щедростью. Нет, этого не может быть, и все же это случится, если он не примет меры.

На следующий день после разговора с Морлендом, узнав, что ему снова грозит опасность, поскольку его тайна оказалась во власти человека, который может в любую секунду открыть ее в пьяном кураже или из чистой зловредности, он засел за письменный стол. Через какое-то время, положив перо, он взял стоявший перед ним портрет покойной жены и долго с восхищением смотрел на него. Мысли его полетели в прошлое, в те дни, когда он впервые встретил ее и полюбил. Как Фауст переместился в чистоту и безмятежность спальни Гретхен из грубости и распутства погреба Ауэрбаха, так и он, оставив позади безумство юности, вошел в тишь и благодать домашнего покоя. Прежняя лихорадочная жизнь с Розанной Мур казалась столь же несущественной и химерической, каким, должно быть, казался Адаму союз с Лилит после встречи с Евой в древней иудейской легенде. Казалось, у него остался лишь один способ избежать идущей по следу безжалостной судьбы. Он напишет признание во всем, начиная с первой встречи с Розанной, а потом… смерть. Он разрубит этот гордиев узел, и его тайна будет в безопасности. В безопасности? Нет, она не может быть в безопасности, пока Морленд жив. После его, Фретлби, смерти Морленд придет к Мадж и омрачит ее последующую жизнь рассказом о грехах отца… Да! Он должен жить, чтобы защитить ее и протащить вериги горьких воспоминаний через жизнь, зная, что над ним постоянно висит этот ужасный дамоклов меч. И все же он напишет исповедь, и после его смерти, когда бы она ни случилась, это признание поможет если не оправдать, то хотя бы вызывать сочувствие к человеку, с которым Судьба обошлась так жестоко. Приняв решение, мистер Фретлби тут же взялся претворять его в жизнь и просидел за столом весь день, исписывая страницу за страницей историей своей прошлой жизни, столь горькой для него. Начал он вяло, как будто исполнял неприятную, но необходимую обязанность, однако вскоре увлекся и даже начал получать своеобразное удовольствие от записывания мельчайших подробностей своих прегрешений. Он занимался этим не как преступник, но как обвинитель, и нарочно рисовал свое поведение в черном цвете. Однако в конце дня, когда он перечитал первые страницы, чувства его переменились, он увидел, что слишком строг к себе, и в оправдание написал, что судьба обошлась с ним слишком жестоко. Подобный довод, конечно, был слабым, но он понимал, что других у него нет. Закончил он, когда уже почти стемнело. Сидя в сумерках и отстраненно глядя на разложенные по столу бумаги, мистер Фретлби услышал стук в дверь и голос дочери, спрашивавшей, ждать ли его к ужину. Весь день он держал дверь закрытой для всех, но теперь, когда поставленная задача была выполнена, он собрал исписанные убористым почерком листки, запер их в ящике секретера и открыл дверь.

— Папочка! — воскликнула Мадж, вбежав в комнату и бросившись ему на шею. — Чем ты тут весь день сам занимался?

— Писал, — лаконично ответил отец, мягко высвобождаясь из ее объятий.

— А я думала, ты заболел, — сказала она, оценивающе глядя на него.

— Нет, милая, — тихо произнес он. — Я не заболел. Я волнуюсь.

— Я знаю, тот ужасный человек, который приходил к тебе вчера, сказал что-то плохое. Кто он?

— Один мой друг, — не сразу ответил Фретлби.

— Что? Роджер Морленд?

Отец удивленно воззрился на нее.

— Откуда ты знаешь, что это был Роджер Морленд?

— Его Брайан узнал, когда он уходил.

Марк Фретлби несколько секунд колебался, потом принялся перебирать бумаги на столе и наконец негромко произнес:

— Ты права, это Роджер Морленд. Он оказался в трудном положении и был другом Уайта. Уайт просил меня помогать ему, что я и сделал.

Ему крайне неприятно было говорить откровенную ложь, но что поделаешь: Мадж не должна была знать правду, пока он мог ее скрывать.

— Какой же ты у меня! — воскликнула Мадж, с дочерней гордостью целуя его в щеку. — Самый лучший, самый добрый человек на свете!

Почувствовав ее прикосновение, мистер Фретлби вздрогнул и подумал, как она отшатнулась бы от него, когда б узнала правду. В конце концов, как говорит один писатель-скептик, заблуждения юности являются следствием нехватки жизненного опыта. Мадж, не знающая жизни, лелеяла свои приятные заблуждения даже после того, как многие из них оказались разрушены испытаниями, выпавшими на их долю, и отец страстно хотел сохранить ее в подобном расположении духа.

— Теперь спускайся к ужину, милая, — сказал он, подводя ее к двери, — я скоро приду.

— Не задерживайся, — ответила дочь, — или я снова к тебе поднимусь.

И она побежала по ступенькам вниз, чувствуя странную легкость на сердце.

Отец проводил ее взглядом, после чего с тяжким вздохом вернулся в кабинет, достал бумаги, свернул их, связал и подписал: «Моя исповедь». Потом он вложил их в конверт, запечатал его и спрятал в стол. «Если то, что находится в этом пакете, получит огласку, — подумал он, выходя из комнаты, — что скажут люди?»