Тайна двух медальонов - [59]

Они вместе выпили чаю, съели свои дежурные бутерброды и покурили. За все это время коллеги ни словом не обмолвились о делах. Стефан Кройцц рассказал о моторной лодке, которую собирался скоро приобрести. Борнеман вполуха внимал ему, изредка прерывая речь ассистента словами: «Да? Подумать только! Ну, конечно!» Наконец их сигареты догорели, в чашках не осталось ни капли чая, и оба аккуратно сложили бумажки из-под своих бутербродов.

— Вам не нужен для дела Гроллер еще один труп? — спросил Эвальд Борнеман ассистента, вставляя в пишущую машинку формуляр.

— Нет, и так сыты по горло. А что? У вас есть лишний?

— Кажется, да. Сегодня отыскали в Груневальде. В мемуары моего головореза с бритвенным лезвием он не вписывается.

— И кто это?

— Какая-то женщина. Судя по одежде, молодая…

— Отравлена?

— Убита, по-видимому, тупым предметом. Лицо невозможно идентифицировать. Документов при ней не найдено.

Кройцц задержался в дверях.

— Убита? Действительно убита? Может, она погибла вследствие падения?

— Не понял.

— Ну, на веранде виллы Эрики Гроллер были похожие следы. К тому же найденные волосы с головы указывают на женщину. Борнеман, старина, признайтесь, вы подшутили надо мной?

— Не радуйтесь! Частицы мозгового вещества и кусочки кожи, обнаруженные на веранде… Но в моем случае голова у трупа представляет сплошное месиво. Кроме того, на теле, похоже, имеются колотые раны.

— И все же что-то в этом есть! Скажите, вы подключитесь к делу Гроллер?

— Вероятно, нет. Ведь я должен отыскать бритвенное лезвие. Но вы можете…

— Понял, господин Борнеман. Вы дадите мне копию?

— Нет проблем.

— Если бы здесь был Майзель! Это дело выше моего разума. Один Хангерштайн со своим открытием… Ну да ладно, доброй ночи, мастер. Я делаю небольшой антракт.

— Счастливчик. А мне надо еще писать отчет. Но уж после, мой дорогой, усну так, что не разбудишь и пушками.

Комиссар Борнеман пришел домой ровно в двадцать один час. Тридцать минут спустя он натянул на голову одеяло и взмолился: «Не дай, Господи, присниться этому бритвенному лезвию!» Его мольба была услышана. Он заснул и спал глубоко и безмятежно до семнадцати минут второго. Затем зазвонил телефон. Секретарь уголовной полиции Адольф Эндриан, несший ночное дежурство по отделу, представился и в свойственной ему тягуче-плавной манере сообщил:

— Извините, господин Борнеман, что беспокою вас. Но я нигде не мог отыскать Кройцца. Мне кажется, дело не терпит отлагательства. Пришел телекс из Гамбурга, в котором сказано, что убийца Эрики Гроллер схвачен!

Глава 16

Настало воскресенье. Пять дней назад, во вторник 18 мая, была убита Эрика Гроллер. Главный комиссар Майзель находился в Гамбурге с пятницы. Ему удалось разузнать кое-что новое и подтвердить свои прежние подозрения. Однако это не столько укрепило его уверенность, сколько выдвинуло перед ним очередные проблемы. Дело, как ему казалось, расширялось, вместо того чтобы идти к развязке.

Иоганнес Майзель пребывал не в лучшем настроении. А в последние часы оно у него просто испортилось.

Все началось с того, что он пригласил Фолькера Лупинуса и его бледнолицую девушку не в гамбургское полицейское управление или, по крайней мере, в свой гостиничный номер, а в уютный ресторанчик на берегу Альстера, полагая, что такая обстановка больше располагает к доверительной беседе.

Ведь это не был в обычном смысле допрос. Студент попросил о встрече, и Майзель согласился.

Теперь он сердился на себя за поспешность, с которой согласился на эту встречу. Главный комиссар чувствовал себя разбитым после бессонной ночи: ведь в течение последних тридцати шести часов он ни разу не сомкнул глаз.

Фолькер Лупинус без обиняков перешел к делу:

— Речь идет о двух медальонах, господин главный комиссар. Я решил обратиться к вам с этим, не будучи уверен, что эти украшения как-то связаны со смертью Эрики. Однако события последних дней и возня, затеянная вокруг медальонов, представляются нам, Аннет и мне, не менее загадочными, чем это таинственное убийство.

Майзель по привычке кивнул, хотя ни в малейшей степени не понял смысла сказанного. Фолькер воспринял кивок главного комиссара как знак одобрения и продолжил.

— Это началось с появления американки, которую как теперь вдруг оказалось, никто толком не знает, и дошло до крайности после того, что случилось с моей подругой в Париже. Лекюр все еще не прислал мне мой медальон, а другой, по словам моего отца, принадлежит теперь доктору Кайльбэру. Что вы думаете по этому поводу?

Вопрос Лупинуса показался Майзелю некорректным. Он не имел абсолютно никакого понятия ни об одном, ни о другом медальоне, не знал и о том, что произошло с бледнолицей девушкой в Париже, а имя Лекюра слышал сегодня впервые. Единственной отправной точкой было упоминание о докторе Кайльбэре и некоей американке. В своем последнем разговоре с Гансиком Баухом Майзель тоже коснулся некоей американки.

Иоганнес Майзель заказал себе двойной коньяк. Он поднес бокал ко рту, но затем, даже не пригубив золотисто-коричневую жидкость, снова поставил его на стол. Он вдруг вспомнил странное задание прокуратуры составить опись всех ценностей покойной Эрики Гроллер. «Среди них мог быть и медальон», — подумал Майзель. Но он не мог это проверить сейчас, здесь, поскольку опись находилась в его папке, а папка лежала в сейфе отеля далеко отсюда. Иоганнес Майзель корил себя за сентиментальность, которую проявил, предложив встречу в ресторане.