Тайна черной жемчужины - [12]

Пока он обдумывал целесообразность своего публичного включения в полемику, недавно взятая в дом прислуга собрала со стола посуду, а Полина Тихоновна занялась чаем: дождалась, когда вода в самоваре перестанет кипеть, неторопливо наполнила ею прогретый заварочный чайничек, с насыпанными туда заранее душистыми мятными листьями, и накрыла чайничек полотенцем.

– Даже при заварке чая надо соблюдать нужные пропорции, – прервала она размышления племянника, – а народные рецепты иногда очень туманны. Ведь как пишут лечебники? Возьмите траву такую-то, положите в горшок, залейте водой, закройте крышкой и поставьте в печь на ночь. Сколько травы? Сколько воды? И ночь – это сколько: пять часов или семь? Неужели это не важно?

– И пропорции, и время приготовления лекарства очень важны, – ответил после небольшой паузы Клим Кириллович, – особенно если готовить отвары и настои в городе и в больших объемах. Со временем химия и медицина общими усилиями установят все вещества, которые содержатся в том или ином растении и дают врачебный эффект. Создадут химические аналоги. Гораздо удобнее проглотить химический порошок, чем изводить окрестные луга и поля.

– Химический порошок... – неодобрительно повела головой тетушка, – мне это не нравится. Но прогресс, видимо, не остановить. Скоро всех желающих начнут потчевать машинными блинами. От одного названия плохо станет...

– Привыкайте, милая тетушка, – рассмеялся доктор, – нам с вами, возможно, предстоит на нашем веку полакомиться машинными пирогами и химическим молоком, электрическим сыром и искусственной икрой. Может быть, и бактерии в ход пустим – а вдруг да сотворят нам что-нибудь вкусненькое?

– Климушка, ты смеешься надо мной. – Полина Тихоновна обиделась.

– Если смех, то почти сквозь слезы, – возразил племянник, – сам не знаю, глядя на прогресс, радоваться или плакать? Например, эмансипация! В России еще не дошло до французских вольностей. А в Париже голые студентки пляшут на столах в ресторанах, ратуют таким манером за свободу самовыражения.

– Боюсь, Климушка, что парижская мода и до России скоро докатится. Все дурное, что придумают в Париже, в Петербурге принимают с восторгом. А правда ли, что Брунгильда Николаевна мечтает получить в подарок на день рождения электрические щипцы, которыми можно волосы завивать? Мне Мура по секрету сказала.

Доктор не смог скрыть огорчения от неожиданного сообщения.

– У нее волосы вьются от природы. – Он даже отставил чашку с недопитым чаем. – Зачем же их портить электричеством?

– Тебе не понять. – Острые темные глаза бегло сверкнули в сторону племянника. – От природы не модно.

В дальнейшие разъяснения тетушка, сожалея о своем неуместном любопытстве, пускаться не стала, ограничившись замечанием, что Брунгильда Николаевна с любой прической будет выглядеть прекрасно.

Клим Кириллович встал иа-за стола. Он поблагодарил тетушку за ужин и собирался пойти в кабинет Электрические щипцы его, конечно, огорчили, но думать долго о них он не собирался, его влекло к загадкам и тайнам русской народной медицины.

Но тут квартиру огласила резкая трель телефонного звонка. Телефонный аппарат – громоздкий, крашенный под орех ящик, похожий на тщательно изготовленный скворечник, – установили недавно, и доктор не привык к его присутствию в доме, вздрагивая всякий раз, когда кто-то ему звонил. Он не мог отделаться от ощущения, что телефонный сигнал предвещает какое-то несчастье. Он снял тяжелую трубку и приложил ее к уху.

– Доктор Коровкин у аппарата, – сказал он в закрытый медной сеточкой раструб микрофона.

– Милый Клим Кириллович, – прозвучал приглушенный голос Марии Николаевны Муромцевой, – вы не забыли, что мы завтра вас ждем? Пожалуйста, приезжайте как можно раньше.

Последнюю фразу она произнесла едва слышно, почти шепотом.

– Приеду непременно, – ответил, улавливая обострившимся слухом слабое дыхание девушки, докгор. – У вас, надеюсь, все в порядке ?

Он и не заметил, что тоже непроизвольно понизил голос.

– Да, доктор, в порядке. Но я боюсь за сестру.

– Что с ней? – Доктора охватили нехорошие предчувствия.

– С ней творится что-то невероятное, – заспешила Мура, – сегодня вечером она ни разу не подошла к роялю!

Глава 4

День своего рождения Брунгильда Николаевна Муромцева любила с детства. Ей нравились предшествующая ему радостная суета в доме, заговорщицкие перешептывания родителей и младшей сестры, тонкий, нежный аромат ванили, с вечера проникающий с кухни во все комнаты, – запах праздника. Брунгильда всегда особо остро ощущала необычность их семейного торжества еще и потому, что это был именно день ее рождения, а не традиционные именины, которые отмечают все.

Утром, еще до завтрака, она получала от родителей и от Муры подарки: долгожданные и все-таки всегда неожиданные. Родни в Петербурге Муромцевы не имели, но из Новгородской губернии, уроженцами которой были и Николай Николаевич, и Елизавета Викентьевна, обязательно шли и поздравительные послания, и подарки. С каждым годом становилось все больше друзей и знакомых в самой столице, и посыльные в течение всего дня доставляли «вещественные доказательства» невещественных симпатий в виде цветов и изящных безделушек, сопровождаемых визитными карточками. Многие являлись вслед за подарками с личными визитами. Постепенно дом наполняло упоительное благоухание цветов, приличествующих молодой девушке: махровых белых роз и розовых бутонов, белоснежных лилий, непременной для любого букета резеды. Застольного чествования новорожденной в семье Муромцевых обычно избегали, но иногда к ужину приглашали наиболее близких: людей, вот и на этот раз вечером ожидали только доктора Коровкина с Полиной Тихоновной...