Тайна чаши - [53]

Он говорил и говорил, не обращая никакого внимания на окружавших его людей.

— Вижу старуху и ее сына, которые встанут у вас поперек дороги, если вы не примете меры… Глупая старуха, а сын у нее еще глупее. Много у вас грехов…

Но тут возвратились Хоукинс и майор

— Все ворота заперты. На пустоши ни души… Он пришел один. Увести его?

— Не перебивайте меня, — укоризненно произнес Кемпион. — Когда человек старается провидеть будущее, ему нельзя мешать. Ну-ка, посмотрим. — Минуту-две он рассматривал карты, полукругом разложенные на столе. Один конец этой «радуги» был возле миссис Дик, другой — у него под рукой. — Ну да. Как же я сразу не понял. Вас ждут путешествия.

Он подался вперед и положил одну карту поодаль от других, так что на столе появилось нечто вроде большого вопросительного знака.

— Я вижу долгое путешествие. Ну, конечно. Вас привлекает долгая дорога.

С этими словами он сгреб карты в кучу и встал из-за стола.

— Сеанс закончен. Еще кто-нибудь хочет? Сэндерсон, не рассказать ли мне о вашем прошлом?

У «майора» вырвался смешок, но он тотчас затих под тяжелым взглядом Мэттью Сэндерсона.

— Хватит кривляться, — не выдержал тот. — Куда его, Маргарита? На чердак? Похоже, он сам на это напрашивается. А что, если вышвырнуть его вон?

— На чердак. Тот, что над воротами, — решила миссис Дик. — Пусть отдохнет пару дней.

Сэндерсон усмехнулся.

— Не сомневаюсь, вам все понятно, — с притворным сочувствием заметил он.

Положив руку на плечо Кемпиону, он подтолкнул его к двери. «Пальчики» Хоукинс вцепился в другую руку Кемпиона, и таким унизительным образом мистер Кемпион был препровожден в конюшни, которые он незадолго до того внимательнейшим образом осмотрел. Хотя он ни на минуту не переставал протестовать против такого обращения, легко было заметить, что в целом ему нравится, как складываются обстоятельства.

Глава двадцать третья «Мадам, вы будете говорить?»

В восемь часов вечера второго июля, когда Валю исполнилось двадцать пять лет, мистер Кемпион изнывал от скуки на чердаке над конюшнями миссис Шэннон. Что-что, а тюрьму она умела устроить. Окошки были зарешечены, правда, скорее, чтобы предотвратить проникновение извне, чем бегство изнутри, но все равно они были сделаны на совесть. Обе двери, что вели в другие помещения, тюремщики тщательно заперли. Так что если бы мистер Кемпион задумал бежать, ему пришлось бы нелегко.

На чердаке к тому же было душно из-за низкой крыши, да и на одеяле, брошенном на охапку сена, лежалось не очень удобно. И все же он не огорчался. В течение дня ему несколько раз нанесли короткие визиты все, кроме того человека, к которому он пришел.

Сэндерсон исходил любопытством, а миссис Дик никак не изъявляла желания навестить непрошеного гостя.

В плане Кемпиона это оказалось единственным слабым местом, и он не мог понять, где допустил ошибку. Весьма вероятно, что он не учел сильный характер миссис Дик.

Днем он легко убедился, что леди командует куда большим количеством народа, чем он обнаружил у нее в гостиной за игрой в покер, и только при мысли о желтых кибитках на пустоши ему становилось легче на душе.

Кемпион встал и подошел к окну. На западе начинали собираться тучи. Неожиданно он услышал стук копыт во дворе и бросился к другому окну напротив, из которого стал наблюдать сцену, похожую на ту, о которой рассказывал Сэндерсон, на другой день после смерти леди Петвик явившись в дом Гиртов посмотреть на чашу.

Миссис Дик при помощи насмерть перепуганных слуги и «майора» пыталась перевести свою единственную кобылу из одного стойла в другое. Картина была далеко не ординарная. С одной стороны — высокая, жилистая женщина, еще более мужественная на вид, чем обычно, в бриджах, белой рубашке, застегнутой под самым подбородком, в таком же белом галстуке, с короткой стрижкой, но без шляпы, так что в вечерних сумерках Кемпион отлично видел бледное искаженное лицо. С другой — ее противница, великолепная кобыла, черная, как ночь, лишь с одним белым чулком и явно не отличающаяся покладистостью. Тяжелая, как гунтер, и такая же высокая, она напрягала мускулы, и тогда Кемпиону казалось, будто он видит, как река рябит под налетевшим ветром.

Кобыла не желала идти в другое стойло и отчаянно сражалась за свое право остаться на месте. Одной рукой миссис Дик держала поводья, в другой у нее был хлыст. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Ни кобыла, ни женщина не желали уступать. Уже не один раз миссис Дик спасала себя благодаря своему знаменитому стальному запястью.

Кемпион припомнил кличку лошади. Горькое Алоэ. Не успел он опомниться, как сражение закончилось. Кобыла, в ярости бросившаяся на свою госпожу, была усмирена Женщина перекрутила ей бархатный нос, и она попятилась, а миссис Дик не упустила свой шанс и загнала ее туда, куда с самого начала хотела загнать. Через минуту, суровая и торжествующая, она вновь появилась во дворе, в полной мере осознавая значение своей победы. Неловкие поздравления «майора» она отвергла, бросив на ходу, — Не будьте дураком. — И двор опять опустел.

Не в силах подавить огорчение, Кемпион еще несколько минут постоял возле окна. Его смущало присутствие Могги, да и незнакомого седого мужчины, профессию которого не удалось выяснить, тоже.