Тайна болезни и смерти Пушкина - [136]

По рекомендации бывшего тогда главного доктора Конногвардейского полка Шеринга, Аанзас пригласил доктора провести у Пушкина всю ночь. Фамилии этого доктора Аанзас не помнит[234].

Перед вечером Пушкин, подозвав Данзаса, просил его записывать и продиктовал ему все свои долги, на которые не было ни векселей, ни заемных писем[235].

Потом он снял с руки кольцо и отдал Данзасу, прося принять его на память[236]. При этом он сказал Данзасу, что не хочет, чтоб кто-нибудь мстил за него и что желает умереть христианином.

Вечером ему сделалось хуже. В продолжение ночи страдания Пушкина до того усилились, что он решился застрелиться. Позвав человека, он велел подать ему один из ящиков письменного стола; человек исполнил его волю, но, вспомнив, что в этом ящике были пистолеты, предупредил Данзаса.

Данзас подошел к Пушкину и взял у него пистолеты, которые тот уже спрятал под одеяло; отдавая их Данзасу, Пушкин признался, что хотел застрелиться, потому что страдания его были невыносимы». (Выделено мной. – А.К).

Приостановим цитирование воспоминаний К.К. Данзаса и поразмышляем на тему: а как лечили раненого столь представительный консилиум врачей во главе с доктором Н.Ф. Арендтом? И лечили ли его вообще?

Какие назначения сделал Арендт, прежде чем покинуть больного после первичного осмотра, с тем, чтобы поспешить с докладом государю? Б.М. Шубин в своей книге пишет: «…прежде, чем уйти, Арендт сделал простейшие назначения больному: абсолютный покой, холод на живот и холодное питье, что тут же принялись использовать, благо была зима и льда было предостаточно.

Возможно, тогда же, боясь усилить внутреннее кровотечение, он отменил зондирование раны.

Манипуляция эта заключалась в том, что хирург, не расширяя входного отверстия пулевого канала, с помощью специальных пулеискателей (род пинцетов или зажимов различной величины и формы) пытался извлечь пулю, о расположении которой имел самое смутное представление. Как правило, он часами копался в ране, заражая ее и причиняя больному неимоверные страдания.

Из мемуарной литературы известно, что Задлер ушел за инструментами; однако никто не указывает, что они были пущены в ход. Если кто и мог запретить эту общепринятую в то время манипуляцию, то только такой авторитет, как Арендт. Полагаю что оно так и было»[237].

Назначения, прямо скажем, на уровне сельского фельдшера, если маститый хирург даже не озаботился о назначении больному обезболивающих препаратов. Насчет манипуляций по извлечению пули Б.М. Шубин всего лишь полагает, что Арендт их отменил. А если нет? Если доктор Задлер ушел за инструментами для совершения «манипуляций»; то где гарантия что по уходу лейб-медика они не пытались извлечь пулю, причиняя больному «неимоверные страдания». А между тем Н.Ф. Арендт был высококлассным хирургом, получившим прекрасную характеристику самого Н.И. Пирогова, который сменил в 1845 году Арендта на должности главного консультанта в старейшей Обуховской больнице, где последний оперировал много лет.

Пытаясь как бы реабилитировать лейб-медика Императора, допустившего преступную халатность при лечении Пушкина, Б.М. Шубин с большим пиететом пишет о высоких профессиональных качествах Н.Ф. Арендта:

«Имя его, начертанное золотыми буквами, красовалось на самом верху мраморной доски лучших выпускников Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии, которую он закончил в 1805 году.

В 1821 году Н.Ф. Арендту – первому из врачей в истории русской медицины было присуждено почетное звание доктора медицины и хирургии без производства каких либо экзаменов – «за усердную службу и совершенные познания медицинских наук, оказанные им при многократных труднейших операциях», как было записано в аттестации.

Статьей Н.Ф. Арендта об удачном случае перевязки сонной артерии (одном из первых не только в России, но и в Европе) в 1823 году открылся первый номер только начинавшегося издаваться «Военно-медицинского журнала», сыгравшего впоследствии огромную роль в подготовке и консолидации национальных хирургических кадров.

Николай Федорович Арендт начинал свою хирургическую карьеру в качестве полкового доктора. Участвуя в многочисленных сражениях, которые вела Россия в 1806–1814 годах, пройдя от Москвы до Парижа, он закончил войну в должности главного хирурга русской армии во Франции.

Оставаясь несколько лет за рубежом, Арендт своим искусством хирурга и гуманным отношением к больным, снискал уважение не только соотечественников, но и врачей Франции. Так, профессор Мальгень, президент Парижской Медицинской академии, особенно прославившийся в диагностике и лечении переломов, через много лет вспоминал в медицинской печати успехи Арендта при лечении огнестрельных ранений конечностей. А руководитель медицинской службы французских армий профессор Перси, когда Арендт покидал Париж, отправил вслед ему такую записку: «…мы свидетельствуем, что он проделал много важных и опасных операций, из которых большинство были полностью удачными; к высокому уважению, которое вызывают его заслуги, многое привносят его личные и моральные добродетели, и мы считаем себя счастливыми выразить это доктору Арендту при возвращении к главным силам русской армии».