Тайна болезни и смерти Пушкина - [134]
Зачем смертельно раненный Пушкин все-таки выстрелил в Ж. Дантеса? Именно за этот выстрел так жестоко заклеймил его великий русский философ B.C. Соловьев, считая что не «невольником чести, как назвал его Лермонтов», был поэт, «…а только невольником той страсти гнева и мщения, которой он весь отдался». Не зная истинной причины, послужившей поводом для этой дуэли, Соловьев упрекает поэта в бесчестном поступке – желании «покончить с ненавистным врагом».
«Не говоря уже об истинной чести, требующей только соблюдения внутреннего нравственного достоинства, недоступного ни для какого внешнего посягательства, – даже принимая честь в условном значении согласно светским понятиям и обычаям, анонимный пасквиль ничьей чести вредить не мог, кроме чести писавшего его. Если бы ошибочное предположение было верно и автором письма был действительно Геккерн, то он тем самым лишал себя права быть вызванным на дуэль, как человек, поставивший себя своим поступком вне законов чести; а если письмо писал не он, то для вторичного вызова не было никакого основания. Следовательно, эта несчастная дуэль произошла не в силу какой-нибудь внешней для Пушкина необходимости, а единственно потому, что он решил покончить с ненавистным врагом».
Не с «…ненавистным врагом» решил покончить Пушкин, а шел он на этот поединок с единственной целью быть убитым пулей, «отлитой» его яростным врагом – императором Николаем I. Но разве мог Соловьев разгадать трагическую задумку столь тщательно спланированную и блестяще осуществленную великим гением-мистификатором? Простим великодушно нашего философа, который так жестоко ошибался, написав:
«Но и тут еще не все было потеряно. Во время самой дуэли раненный противником очень опасно, но не безусловно смертельно, Пушкин еще был господином своей участи. Во всяком случае, мнимая честь была удовлетворена опасною раною. Продолжение дуэли могло быть делом только злой страсти. Когда секунданты подошли к раненому, он поднялся и с гневными словами: «Attendez, je me sens assez de force pour tirer mon coup!» – недрожащею рукою выстрелил в своего противника и слегка ранил его. Это крайнее душевное напряжение, этот отчаянный порыв страсти окончательно сломил силы Пушкина и действительно решил его земную участь. Пушкин убит не пулею Геккерна, а своим собственным выстрелом в Геккерна».
А ведь разгадка тайны последней пушкинской дуэли лежит так близко, буквально на поверхности – читайте и анализируйте его «Памятник», особенно пятую строфу стихотворения, которая совместно с незаконченным стихотворением «Напрасно я бегу к сионским высотам…», все и объясняет. Да, он готовился к самоубийству через смертельную дуэль, и с полной ответственностью заявил о своем грехе. Но император Николай I организованным убийством поэта снял с него и этот грех: Пушкин умер христианином, как невольно признался сам государь: «…и слава Богу умер христианином».
А стрелял он лишь по одной, совершенно банальной причине. Не будучи убитым, он просто обязан был имитировать желание «покончить с ненавистным врагом». Мог ли он причинить сколько-нибудь серьезный вред здоровью противнику, находясь в столь беспомощном состоянии? Однако этим выстрелом он надолго предупредил догадки современников и будущих исследователей (пушкинистов), что дуэль сия есть не что иное, как «зашифрованное» самоубийство поэта. Этих догадок еще до дуэли было, как мы пытались показать на протяжении всего сочинения, немало.
Читайте пушкинский «Памятник», ведь там все сказано открытым текстом – Пушкин готовился к смерти, он ее вынашивал столько лет и он решил эту свою трагическую задачу.
Советский поэт H. Доризо «прочитал» это стихотворение, именно так, как и завещал Пушкин:
После дуэли
Эта история окутана многими тайнами
П.А. Вяземский
Выстрел на Черной речке
После выстрела в сторону Дантеса раненому в область живота Пушкину оставалось прожить в страшных муках еще 47 часов.
О последних часах умиравшего поэта написано много, но достоверные сведения можно почерпнуть лишь из документально зафиксированных воспоминаний как участников дуэли (К. Данзас, д'Аширак), так и свидетелей, находящихся непосредственно у постели умиравшего.
Наиболее достоверными, хотя порой противоречивыми, являются свидетельства секунданта Пушкина Константина Карловича Данзаса:
«Пушкин был ранен в правую сторону живота, пуля раздробив кость верхней части ноги у соединения с тазом, глубоко вошла в живот и там остановилась».
Данзас с д'Аршаком подозвали извозчиков и с помощью их разобрали находившийся там из тонких жердей забор, который мешал саням подъехать к тому месту, где лежал раненый Пушкин. Общими силами, усадив его бережно в сани, Данзас приказал извозчику ехать шагом, а сам пошел пешком возле саней, вместе с д'Аршаком; раненый Дантес ехал в своих санях за ними.
Более двухсот лет прошло со дня публикации литературного шедевра «Слово о полку Игореве», но авторство великого произведения установить так и не удалось. В захватывающую, едва ли не детективную историю вовлекается читатель с первых страниц книги.Первое упоминание о «Слове» датировано 1797 годом. Рукопись «Слова» сохранилась только в древнерусском сборнике, приобретённом в начале 90-х гг. XVIII века одним из коллекционеров графом Алексеем Мусиным-Пушкиным у бывшего архимандрита упразднённого к тому времени Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле Иоиля.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».