Тайна без точки - [18]

Едва кивнув мне головой, «сам» укатил вперед, а мы с его женой Катей остались.

— Я в этом году первый раз вырвалась, — призналась я.

— А я?! — восклицает она. — Я вообще первый раз в жизни на лыжи встала! — мы отчаянно хохочем: оттого, что солнце, оттого, что день теплый, оттого, что жизнь вроде бы прекрасна.

И вдруг застываем, одновременно оглядываясь на Владимира Тихоновича. Он легко бежит вверх по склону. Почему-то защемило сердце. Мы молча смотрим ему вслед — как будто тень пролегла между нами и им. Это пронзительно яркое воспоминание терзает сердце необъяснимой тайной — как мечта о чем-то несбыточном, как грядущее расставанье…

Солнце слепит глаза. Мы здесь, в реальности. А он уходит, вверх по серебристому свету. Как будто уходит в никуда. Странно одинокий посреди искрящегося безмолвия.

Память не вечна! Я не могу не рассказать о них. Все, что знаю и все, что помню!

Владимир Багрянцев

— Извините! — сказала я, увидев на диване моего шефа какого-то человека.

— Входите-входите! — мой начальник, заместитель командира дивизии по воспитательной работе Иван Нидзиев любит, когда его окружают люди. Он давно усвоил, что «короля делает свита…»

Я вхожу и жду, когда эти двое решат свои вопросы. Наверное, мичман какой-нибудь, — решаю, глядя на растянутые «треники» посетителя. Наконец, разговор окончен, и посетитель говорит по слогам:

— Спа-си-бо!

Тем и запомнился. Кто он такой, я, естественно, не спрашивала — субординация-с-с, господа невоенные! Но как же меняет человека одежда!

5 июня 1999 года в нашу дивизию прибыла делегация шефов из Тамбова — на БАПЛ «Тамбов». Обед на борту подлодки — один из самых важных пунктов двухдневной программы. В кают-компании за маленькими столиками плотно разместились хозяева и гости вперемешку. Я не только обязана присутствовать на мероприятиях такого рода, но и записывать все подряд. «Вы ведете летопись дивизии!» — говорил мне Нидзиев. Но я уже тогда догадывалась, что я не просто «веду», я тут для солидности — и мы, дескать, не лыком шиты, и у нас, дескать, свои журналюги есть.

— Не мешайте мне работать, — говорю соседу слева, какому-то лейтенанту, который отвлекает меня разговорами. — А то мой начальник строго посматривает.

Демонстрируя трудолюбие, достаю из-под себя тетрадку и записываю очередной тост — какой-то перл типа «Пусть всегда будет солнце, небо и подводники!»

— А чего бояться, когда у нас за столиком сидит сам начальник штаба? — отвечает лейтенант.

— Где? — я чуть не упала с прикрученной скамьи: начальник штаба — это второе после командира лицо в дивизии.

— Напротив вас! — ужасно доволен лейтенант.

Напротив сидит тот самый человек — как бы «мичман» в растянутых «трениках», но уже в погонах капитана 1 ранга.

Это и был Владимир Тихонович Багрянцев. В первую нашу встречу он приходил решать какие-то «билетные» вопросы, так как был в отпуске, потому и в спортивном костюме.

До трагедии оставалось чуть больше года. За это время мы не только хорошо познакомились с семьей Багрянцевых — мы подружились. Они все замечательные, но Владимира Тихоновича я и тогда, и сейчас считаю самым светлым, ярким, искренним и добрым человеком…

В нашей дивизии Багрянцев совсем мало прослужил. Почти вся его служба проходила в Западной Лице. Молодым лейтенантом в 1982 году он пришел на корабль «К-206» (бывший «Минский комсомолец»). Рос вместе с кораблем: со стапелей и до распилки. Подлодка вошла в историю флота, как инициатор какого-то крупного соцсоревнования.

Его служебная карьера складывалась довольно удачно — в 44 года он стал начальником штаба. Поговаривали, что Багрянцев будет командиром дивизии, когда Кузнецов уйдет на пенсию. В дивизии только у них двоих была за плечами военно-морская академия. Три раза он был в автономном плавании, последний раз — в должности старпома.

Владимира Тихоновича в дивизии любили. Из-за редкого обаяния, из-за простоты и открытости, за то, что в нем не было ни капли офицерского высокомерия.

— Мы звали его «Медовым», — рассказывал один каплей, сейчас не помню его фамилию.

Он ждет, когда я спрошу, почему? И я спрашиваю.

— А он однажды весь мед, присланный из Нижнего Новгорода, единолично съел. Да это что? Он мог и бутерброд чужой доесть, так машинально.

— Море любит сильных! А сильные любят поесть! — говорил Багрянцев, наливая мне кофе в своем кабинете и подкладывая бутерброды.

Только потом я поняла, почему он, завидев меня в штабном коридоре, кричал:

— Альбина! Зайдите ко мне! У меня есть дело!

Пока я пыталась понять, какое у него ко мне дело (а дел у него в принципе ко мне не могло быть), он пытался меня подкормить. Тема эта непростая для гарнизона. Когда некоторые говорят, что краски, дескать, сгущены, я вспоминаю, как дети рылись возле мусорных баков, отыскивая бутылки для сдачи, как целая группа видяевских ребят отравилась арбузами из тех же баков.

Наша большая семья с тремя детьми жила трудно — Владимир Тихонович если не знал об этом, так догадывался. На свою зарплату в восемь тысяч он умудрялся содержать жену и двоих детей и помогать другим.

Мои младшие дети, возвращаясь от Багрянцевых, иногда приносили корзинку с фруктами.