Тайна без точки - [19]

— А тетя Катя сказала, что у них испортятся! — объявляли они, и я отворачивалась, чтобы скрыть слезы.

Но, разумеется, Багрянцев не был идеальным человеком, он не был даже правильным. В нем был русский размах и удаль, и я думаю, что флотская дисциплина давалась ему с трудом. Отец Владимира Багрянцева, Тихон Андреевич, бывший флотский журналист, рассказывал позднее, что у них дома в Севастополе вечно болталась целая банда курсантов, Володиных друзей, которых кормили борщом и компотом.

Интервью с Владимиром Тихоновичем состоялось 31 мая 2000-го года, это уже для будущего сборника, поэтому вопросы носили несколько официальный характер. Но Багрянцев и здесь отличился индивидуализмом, демонстрируя редкую неординарность ответов, часто идя не только вразрез с общим мнениям, но и наперекор ему. Одним словом, он был хулиганом даже в офицерском кителе.

— Владимир Тихонович! Вы считаете себя решительным человеком?

— Ко-неч-но! — позднее я заметила, что так вот, по слогам, он говорил, чтобы скрыть смущение. — Каждый должен быть решительным человеком. Сначала нерешительность становится поступком. Потом чертой характера. Потом и судьбой.

— А если решение неверное?

— Моряк имеет право на неверное решение. А вот на нерешительность — такого права у него нет. Лучше исправить неверное решение, чем не принять никакого.

— Как все-таки принять правильное решение?

— Информация — оценка обстановки — решение! — коротко ответил он. — Если из этой цепочки происходит выпадение звена — это и влияет на правильность решения.

Когда наше телевидение рассказывало всему миру, что подводники сидят в тесном плену подлодки и ждут помощи — я уже тогда понимала, что их нет в живых. Потому что не таков Багрянцев, чтобы сидеть и ждать помощи. Он брал на себя ответственность, он умел спросить, умел и ответить. Он первым шагал туда, где опасно. Тихон Андреевич рассказывал, что был такой случай в биографии сына, когда он пошел в жерло атомного реактора.

Своим учителем Владимир Тихонович считал Михаила Моцака — довольно одиозную фигуру последующих событий. В то время Моцак был вице-адмиралом, заместителем командующего Северным флотом. По всей видимости он сыграл какую-то неверную скрипку в «Курских» событиях. Я его не обвиняю — его обвиняли родственники, у которых в то время было обостренная интуиция. Странно и страшно столкнула их судьба. Назвал бы Багрянцев его учителем сейчас?

Но вернемся к интервью — Владимир Тихонович рассказывает случай с часами, как будто списанный из советского фильма.

Итак, Багрянцев опоздал на совещание к Михаилу Моцаку, который тогда был начальником штаба в Лице, при этом сослался на часы.

«Выкиньте свои часы!», — сказал тот, как всегда советуют в таких случаях чисто формально.

«Так точно!» — ответил Багрянцев и тут же выкинул в форточку начальника штаба свои именные часы с надписью «За ракетную стрельбу!»

Не могу сказать, как отнесся Михаил Моцак к подобному «закидону», но, наверное, Багрянцеву он больше не давал таких безответственных советов.

Багрянцевский кабинет увешан вымпелами и значками. Владимир Тихонович достает значки еще из сейфа, штук 200. На стене, на том месте, где обычно у хозяина такого кабинета висит портрет первых лиц государства, — деревянная картина с романтичным таким сюжетом: тоненькая девушка машет кому-то платком.

— Какие недостатки вы хотели бы исправить у себя? — спрашиваю я.

— Никаких! — это стилистика его ответов.

— Почему? У вас разве их нет?

— Есть. Только это мои недостатки. Есть личные, есть семейные проблемы, — говорит он. — Они существуют, и от этого не уйдешь. Раньше как считали: «Если семья мешает службе — брось семью!» Я так никогда не думал. Понимаю, что проблемы не могут считаться аттестацией профессиональной состоятельности. И даже часто наоборот бывает: благополучный на всех смыслах человек ничего не достигает.

Это шло вразрез с тем, что я знала о флотском менталитете, где отслеживался каждый личный шаг. Думаю, что он был глубже и духовнее многих окружающих людей.

— Владимир Тихонович! Вы стараетесь обходить конфликтные ситуации или идете напрямую?

— Если нужно для дела — иду на конфликт!

Что такое конфликт для Багрянцева? В дивизии не очень-то боялись его громогласной ругани — ругался он громко и беззлобно, с купеческим этаким размахом, но никогда при этом не подставлял невиновного.

В целом Багрянцев был немногословным человеком. Говорил точным, ясным и грамотным языком, нечленораздельного мычания не переносил. Как раз накануне он написал работу по обобщению опыта стратегии подводных лодок, собирался везти ее в главный штаб. Кроме того, Владимира Тихоновича считали серьезным специалистом по военной истории. Когда я написала статью для подшефных газет «Золотое кольцо России» и принесла ему, меня удивил отзыв. Он сказал, что эмоциональность — признак непрофессионализма, а мне так нравились тогда красивые поэтические фразы о море, о сопках и кораблях. Но мы продолжаем наше интервью.

— На какой нестандартный поступок вы способны, Владимир Тихонович?

— Скажем так: не на какой, а — способен! Больше того убежден: способность на нестандартный поступок считаю необходимым условием военной стратегии. Кто действует по правилам — тот проигрывает. Возьмите, к примеру, Гаджиева. Во время войны он применил неожиданный тактический прием: всплывает, дает артиллерийский огонь, уходит на глубину. Раз всплыл, два… На третий немцы его и потопили.