Тайна Афонской пустыни. Дневник пустынножителя - [11]

Шрифт
Интервал

Заметил, что хотя и хорошо было попить чайку с отцами в келье Рождества Богородицы, где была служба, но думал всё время об одном — поскорее остаться одному. Точнее, сегодня — не одному, а с Ним, со Сладчайшим Господом Искупителем нашим. Со Спасителем моим...

Обратный путь занимает меньше часа, потому что половина пути с горы. Всё кругом ликовало. Сегодня весна не только в душе, но и на улице. Если русская зима с морозами и сугробами на Афоне редчайшая редкость, то русская весна здесь часто! Чуть снег выпадет, припорошит, сосульки вырастут, а через день-два солнце и теплынь. Снег тает, сосульки капают, солнышко припекает, можно выходить на двор в рубашке. Про листву не говорю, она здесь, за небольшим исключением, вечнозелёная. По преданию — это дар Пресвятой Богородицы, в знак Её покровительства Афону.

Подумал, как интересно жить на природе. Ведь меня, кроме тонких стен и двери, от живой природы ничто не отделяет. Чувствуешь её дыхание: когда тёплое, когда холодное. Живёшь с каждым листиком и с каждой пташкой, и даже с шакалами, которые ходят тут кругами, иногда воют, но не страшно, а иногда прямо поют довольно красиво, своеобразно.

Как сказал наш отец Амвросий: «Шакалы тоже Бога славят».

Вернувшись в келью, взял книги и свежесваренный кофе, сел во дворике греться на солнце. Разве такое в городе возможно? Нет. Только в благословенной пустыне.

Но и бесёнок тут как тут. И ночью донимал перед Причастием и после, смотрю, не отстаёт. Какая-то грусть... Но вижу не по Богу эта грусть. Нет, думаю, не буду я грустить. Отогнал с Божией помощью помыслы и легко-легко и радостно стало, словно всё встало на свои места.

Написал стих о Причастии, что не о чем больше просить, когда Бог входит в тебя Святыми Дарами, как в Свой дом.

Понимаю, что если ты пришёл в дом, то это ещё не значит, что тебе там всё нравится. Так и Бог. Да, Он, по милости Своей, входит в нас с Причастием, но это не значит, что нужно успокоиться и расслабиться. Раз такой Гость приходит к нам, то нужно к Его приходу чистить и чистить дом души. Тогда, может быть, Он и уходить не станет. Так и происходит у святых, достигающих через покаяние и смирение всё большего очищения.

+ + +

Что же касается моей кельи и меня, то мне в ней всё нравится. Очень её полюбил и благодарю Господа и Матерь Божию за этот дар — тихий приют для кающейся души. Все её «минусы» для меня — плюсы.

Мне нравится её убогость, малость, неказистость. С виду она точь-в-точь, как самодельные келейки пустынников на Кавказе. Напомнила она мне и келью-домик отца Серафима (Роуза) в горах Калифорнии в Платине. Вспоминаются дореволюционные рисунки келлий валаамских пустынножителей. Много лет назад с умилением и хорошей завистью рассматривал эти рисунки и не думал...

Воистину, «не суетись, человече, здесь всё готово!» Можно лишь дополнить словами Лёвушки Джорданвилльского: «В своё время. В своё время».

Итак, келья и её ближайшие окрестности.

У кельи имеется пристройка, с неё и начну. Это что-то типа летней трапезной, но она же и зимняя, так как другой нет. По совместительству это — чулан для вещей и провизии и место жительства кота Абрикоса. В пристройке земляной пол, а высота потолка такая, что нужно пригибаться (очень по-монастырски, смиряет, голову не задираешь). Каркас пристройки, сколоченный наскоро из срубленных в округе не толстых стволов деревьев, обтянут где проволокой, где плёнкой, где одеялами. Крыша сооружена из листов рифлёного железа, между которыми во время дождя весело струятся потоки воды. Вдоль «стен» несколько полок с крупами, вареньем, мёдом и т. п. (всё убрано в непрогрызаемые сосуды от крысобелок и другой живности). Имеется старая газовая плитка на одну конфорку. Она, как и всё прочее, включая мёд, осталась мне от прежнего насельника келлии.

В этом вполне подвижническом строении я повесил греческую икону Спасителя (бумага на доске). На ней прикрепил старые затёртые на молитве шерстяные чётки. Получилось сурово-красиво. Хожу к этой иконе, кажу ладаном и молюсь. Хотя стены и крыша пристройки местами протекают, в целом здесь сухо и уютно, но с самой кельей не сравнить.

Келья — это, если и не Рай, то по искреннему чувству, которое, надеюсь, дарит Господь — преддверие Рая. Сама она — небольшой домик. Внутри: длина — 240 см, ширина — 210 см, высота — 210 см. Имеется два окошка из оргстекла. Одно на улицу, размером 35x35 см. Когда сижу перед ним за рабочим столом, вижу вершину соседней горы, расположенной с другой стороны ущелья. Левее, за деревьями, видно пространство моря, а за ним вдали горы соседнего полуострова. За них, величаво отражаясь в море, уходит вечерами «молиться» солнце.

Так что закаты, по милости Божией, я могу созерцать прямо из окошка или сидя перед келлией, с горной террасы. Вспоминается светлая сказка про Маленького Принца, любившего наблюдать со своей планеты восходы и закаты. По сути, каждый пустынник — маленький принц нашей братии Христовой. Христиане ведь дети Бессмертного Царя. Каждый пустынник на «своей маленькой планете», где находится его смиренная келейка, на клочке земли поставлен Господом украшать пустыню, очищая землю своего сердца, творя непрестанную молитву. А заодно облагораживать и заботиться о своей пустыньке, как о кусочке Райского Сада. На Афоне же это — доверенный тебе участочек Сада Пресвятой Богородицы.


Еще от автора Монах Салафиил (Филипьев)
Исихаст. Практика молитвы Иисусовой

Книга монаха Салафиила (Филипьева) «Исихаст» — практическое руководство, основанное на опыте современных носителей древней православной традиции исихазма, для всех, кто стремится к умному деланию и молитве Иисусовой, чтобы соединиться со Христом, Который дает человеку истинный покой. Автор свидетельствует: «С тех первых дней, как узнал я о молитве Иисусовой, ничего другого — лучшего — не нашел. Всегда я это понимал душой, но как-то уходил «на страну далече». А Бог по молитвам старца возвращал и возвращал меня в Отчий дом непрестанной молитвы». Монах Салафиил (Филипьев), ранее известный как инок Всеволод, — член Союза писателей России, подвизается в пустынной келье на Святой Горе Афон.