Тайка - [18]

— Слава тебе, с коровушкой теперь будем.

— Давайте назовем теленочка Зимкой, — предложил робко Митя. — А что, ведь зима же сейчас.

— Раскаркался, как вещий ворон, среди ночи! — не поднимая головы, буркнула тетка Устинья.

— На ребенка — «ворон»! А-а!.. — Бабушка со стоном разогнула спину. — Да ты не спишь, востроглазый! Можно и Зимкой. Вон она какая беляна — телочка-то, как в сумете[8] родилась.

— Да, да, ее, наверное, корова из лесных сугробов на рогах принесла, — осмелился пошутить Митя.

— Спи-ко, нечего глазеть! — одернула его тетка Устинья.

И женщины начали говорить про свои дела и про то, какая редкая корова Зорька, доилась до нового молока. Митяйке очень хотелось разбудить девчонок и рассказать им про Зимку. Но он решил потерпеть до утра. Ведь как здорово будет сказать: «Что, теленочек? Я его еще ночью видел! И имя ему я придумал».

Но когда он проснулся, девчонок уже не было.

— На лыжах в березнячок убежали, — сказала бабушка и, увидев, что этот рыжий козленок сейчас зальется слезами, утешила: — И тебя товарищ дожидается. Петро Сорокин.

— A-а, знаю-знаю, который медведя с гармошкой сделал! — сразу повеселел Митяйка.

— Во-во, он самый. Завтракай скорее, да он тебя сводит жеребяток маленьких поглядеть.

— А откуда он меня знает? — допрашивал Митя бабушку. — А это как называется, что я ем?

— Он тебя не знает, это Таиска его привела. А ешь ты запеканку из молозива. По ранешним-то временам его бы, конечно, вылили или телятам отдали, а нынче вот запекать приспособились.

— И очень даже вкусно получается. Совсем как яичница, — солидно сказал Митя. — А у нас коровы нет, дак зато гуси имеются.

— Гуси — хорошая птица, да капризная. Чем попало не накормишь. Зерна надо. Хоть немного, да надо. А ты давай поскорее жуй, а то застыл уж, поди, парень-то.

— А Петро Сорокин мне еще какую-нибудь игрушку сделает?

— Что ж, и сделает, если попросишь. Да ешь ты, Митюша, поживей. Ждет же тебя человек.

— Чего ж он тогда не зайдет?

— Его к нам без Тайки калачом не заманишь, тетки Устиньи, знать, побаивается.

— Он что, нагрубил ей, да? — посочувствовал Митя.

— Да зачем же, он смирёный парнишко.

— Тогда, значит, тетя Устя злая, раз он ее боится. Спасибо, бабушка Пантелеевна! Я наелся.

— Нет у нас в деревне злых, милок. На здоровье кушал. Пимки твои на печке сохли, доставай их беги сам. Мне тяжело лезти. Да обедать пусть он тебя к нам домой приводит, за собой не таскает. У них орава такая, сами едва кормятся. Ну, ступай с богом. Ой, погоди-ко, Митюша, я тебе пару сырчиков дам, угости Петушка-то. Побалуй. Он старший, ему дома-то не шибко перепадает вкусненького.

* * *

Каждая былинка, каждый куст на кладбище отбрасывали резкую голубую тень. Летая меж крестов, вызывающе громко верещали синицы. У желтой тесовой оградки остановились две девочки на лыжах. Одна, высоконькая, походила в своей белой шубке на колокольчик. Другая серым снопиком застыла поодаль. Недвижно стояли они и глядели на засыпанный снегом холм.

Потом первая взялась за палки, сильно толкнулась ими и, не оглянувшись ни разу, заскользила прочь.

Ожил и серый снопик. На холме осталась зеленая сосновая ветка.

— Айда на трамплин? — робко спросила меньшая.

Та, что повыше, не ответила, но повернула к горе.

Трамплин было слыхать издалека. Визги, хохот, свист, гиканье. Весь склон усыпан ребятней. Лыжниц заметили сразу, едва те вышли из речного тальника.

— Э-эй! Тайка, Наталка! С нами с горы кататься!

От Наташи уже отвыкли, смотрели на нее, как на гостью, немного дичились. С завистью разглядывали ее лыжи с ботинками.

— Поди, там у вас таких высоких гор нет? Кишка тонка съехать-то, ага? — подстрекали мальчишки.

Наташа, не отвечая, поднималась выше по склону. Добралась до самого верха, и повернулась лицом к реке. Тайка осталась где-то посреди горы ругаться с мальчишками. Наташа хорошо видела ее, растрепанную, воинственно махавшую палкой.

Наташа оттолкнулась и белым комочком полетела вниз. Пронеслась мимо Тайки, взвилась над трамплином, исчезла под горой и вынырнула далеко на том берегу, отчеркнула по пяткам лыж линию и повернула обратно.

— Ага, съели! — торжествовала Тайка.

— Конечно, у нее же на ботинках! — огрызались мальчишки.

— Да вам хоть десять ботинков дай! — наступала Тайка.

Когда Наташа вернулась, Тайка командирским тоном предложила:

— Дай-кось этим хвастунам свои лыжи, посмотрим, что из них выйдет. Из хвастунов этих несчастных!

Наташа без особой радости обула чьи-то заткнутые соломой валенки и стала кататься с малышами на санках, незаметно следя синим неравнодушным глазом, кто же перекроет ее черту.

Черту перескочила Тайка. До нее Наташины лыжи дошли в последнюю очередь. Ликуя, подымалась Тайка в гору. Она искала Наташу и совсем не смотрела под ноги. Кто-то из малышей несся на санках и сбил ее. Тайка закувыркалась вниз. Падение кончилось, и, еще лежа в снегу, она взглянула себе на ноги. О-о-о! На правой — безобразный обломок! Девчонка тяжело вздохнула и пожалела, что с ней ничего не случилось. Хоть бы левая рука оторвалась, что ли! Или бы нога сломалась!.. И тогда бы все стали жалеть ее сломанную ногу, а про сломанную лыжу забыли.