Тайга - [17]

— А ты им не верь, — окунув в воду белую пяточку, улыбнулась берегиня. — Не правду они говорят. Люди хорошие и добрые, а еще они очень красивые. Слабые только и от этого их еще жальче.

— Чего же в них красивого, — дернула точеным плечиком Березонька. — Видела я одного, бородатый, скрюченный, почти без волос. Вот красота!

— Так это старик был! — звонко рассмеялась Рябинушка и, набрав полную горсть воды, брызнула ею в подружку.

— Нет, они все такие! Страшные и кривые! — забежав в воду по колено, она окатила Рябинушку целым шквалом брызг.

Вдоволь наплескавшись и наигравшись, промокнув с ног до головы, они снова уселись на берегу.

— Ну скажи мне, что случилось, славненькая ты моя, — не успокаивалась Березонька.

— Сама не знаю, что со мной, не понимаю, — громко вздохнула берегиня. — Вроде бы все получилось у меня, с первого раза получилось, так не каждой везет. А на душе как-то неспокойно. Вспоминаю я его, и все внутри меня словно в маленький комочек сжимается, больно становится. Мне еще никогда так больно не было. Очень хочется его еще раз его увидеть, а еще лучше быть рядом с ним всегда.

— Что ты такое говоришь, подруженька? — испуганно зашептала Березонька. — Это же невозможно. Не говорить, не думать об этом нельзя, а то матушка разгневается.

— Я стараюсь, очень стараюсь не думать, — смахнув выступившую слезинку, призналась берегиня. — Но чем больше стараюсь, тем меньше у меня это получается. Знаешь, а я ведь еще два раза к нему ходила. Даже разговаривала с ним, звала его, умоляла пойти со мной.

— Что же ты такое творишь, милая моя! — схватилась за алые щечки Березонька. — Неужели ты совсем рассудок потеряла, красавица? Или заколдовал тебя человек твой? Говорят, что и такое возможно. Помнишь, нам матушка историю про Василину рассказывала? Про ту, что за любимым в люди ушла и там пропала, сгинула, и больше не видел ее никто и никогда?

— Помню, — тихо прошелестела берегиня. — И я ее понимаю. Я бы тоже так смогла. Чем жить без него лучше совсем не жить.

— Не говори так, милая, не надо, — зарыдала Березонька. — Все пройдет, все забудется. Ты снова будешь счастливой и беззаботной. Конечно, уже не такой, как была раньше, ведь скоро ты будешь совсем взрослой. Осталось совсем чуть-чуть. Сколько забот у тебя добавится, сколько дел! Страшно подумать! Но ты не бойся, я тебе помогу. А человека своего забудь, ради меня забудь, прошу тебя.

— Я постараюсь, — пообещала берегиня, но и сама не поверила своим словам.

В этот момент густой кустарник неподалеку заходил ходуном, затрясся, страшный хохот разнесся над озером. Берегини вздрогнули.

— Влюбилась, наша любимица, вот тебе и умница-девица! — оскалив гнилые зубы, ликовали старые ведьмы.

* * *

Вернувшись из магазина, Василий Геннадьевич заспешил на кухню готовить больной жене ужин. Он любил порадовать Марину вкусной едой. Раньше он частенько уходил с работы пораньше, чтобы приготовить ее любимое блюдо, куриные рулетики, нежные и очень аппетитные. Супругу свою он всегда жалел, она много работала и часто болела, порой неделями не вылезая из кровати. По дому приходилось суетиться одному. Заботы о маленькой Ирише тоже были исключительно его обязанностью. Но он никогда не жаловался и не роптал на судьбу. Ему нравилась такая жизнь и он обожал свою жену и дочь. Он чувствовал, что нужен им, и это было главное.

Его остановила громкая телефонная трель. Надрывался чей-то сотовый телефон. У него был установлен другой сигнал, Марина предпочитала в качестве мелодии на входящие классическую музыку. Решив, что Ирина забыла свой сотовый, он пошел на звук. В дочкиной комнате музыка была едва слышна. В коридоре стало понятно, что аппарат находится в их с Мариной спальне. На несколько секунд музыка прекратилась, а потом раздалась вновь. Оглядев все полки, заглянув под кровать, он остановился в центре комнаты. Звук шел из-за открытых створок платяного шкафа. Аппарат он заметил сразу, голубоватый свет пробивался из-под шелковой сорочки жены.

— Коленька, — вслух прочитал он на дисплее, но трубку взять не успел, сигнал прекратился. Телефон в последний раз вздрогнул у него в руке и затих.

— Ты все никак не успокоишься! — с трудом сдерживая гнев, сквозь стиснутые челюсти прошипел он, ворвавшись в ванную, где жена принимала душ. — Зачем ты спрятала дочкин телефон?

— Я… спрятала, — испуганно заговорила Марина Юрьевна, выключив душ. — Что ты такое говоришь, Лешенька? Зачем мне прятать ее телефон? У меня свой есть, ты же знаешь.

— Я нашел его на твоей полке, под твоей сорочкой, — чеканя каждое слово, произнес он. — Ты думаешь, я идиот? Я всю жизнь шел у тебя на поводу, выполнял все твои капризы. Но на этот раз даже не надейся. Еще одна подобная выходка с твоей стороны, и я уйду из дома.

Бросив последний гневный взгляд на жену, он громко хлопнул дверью.

Марина Юрьевна ждала ровно пятнадцать минут. Обычно этого времени было достаточно для того, чтобы муж успокоился, и начал испытывать угрызения совести из-за своей несдержанности.

Выплыв из ванной с видом оскорбленной королевы, она гордо проплыла меня него. Василий Геннадьевич, судорожно сжимавший в руке пульт от телевизора, даже не посмотрел в ее сторону. Она проплыла вновь, на ходу промокнув на щеке несуществующую слезу.