Тайга - [10]

Вдруг сбоку произошло какое-то движение, кусты заходили ходуном и заливистый собачий лай огласил лес. Зрачки Николая резко сузились и сфокусировались на животном.

— Хозяина потерял, дружище? — спросил он чужим, хриплым голосом.

Обнюхав его штанину, зверь бросился вперед, в самую туманную глубину, которая вдруг стала таять на глазах и вскоре исчезла совсем.

Николай с удивлением оглянулся по сторонам.

— Как же я сюда забрел? — спросил он у пса, который вернулся к нему и принялся радостно махать хвостом. — Может, ты знаешь, что со мной произошло?

* * *

Марина Юрьевна старательно изображала из себя смертельно больную. Она чувствовала себя настоящей актрисой и была уверена, что неплохо справляется со своей ролью. Муж с дочерью практически не отходили от ее пастели, стараясь ей всячески угодить. Ира соглашалась со всем, что она говорила и лишь покорно кивала, когда та объясняла дочери, что Николай ее не достоин.

— Ты думаешь, он приехал за тобой, потому что так сильно любит тебя? Как бы ни так! Просто насмотрелся парень на московских штучек, которым до него дела нет, и понял, что лучше, чем ты, жены ему не сыскать. Там ведь все женщины на карьере помешаны, каждая красивой жизни жаждет. Зачем им бедный провинциал? Даже если и женит на себе какую-нибудь дурочку, то счастлив с ней не будет. Она ему ни детей рожать не будет, ни за домашним хозяйством следить. Станет лишь на работу, как ненормальная, носится, да по вечерам его разговорами о своих коллегах кормить. Ты ему нужна как домработница, а не как любимая жена. Послушай свою мать, дочка. Я жизнь прожила, а ты только начинаешь. Не такой жених тебе нужен.

— Ну а какой, мам, — вздохнула Ира, все это время сидевшая тихо, ласково поглаживая женщину по плечу.

— Мужчина чуть постарше тебя, — начала перечислять Марина Юрьевна. — Состоявшийся как профессионал, но не чрезмерных амбиций. Трудоголик нам тоже не нужен. Будет целыми днями и ночами на службе пропадать, а ты дома одна сидеть. И самое главное — он должен жить в нашем городе. У тебя ведь родители в возрасте, не забывай об этом, доченька. С нами в любой момент может нехорошее произойти. Так и помрем, со своей кровинушкой не простившись.

При этих словах Марина Юрьевна даже всхлипнула для пущей правдивости.

— Не надо, мама, пожалуйста! Не говори так! — взмолилась Ирина. На глазах девушки выступили слезы. — Ты ведь его совсем не знаешь. Он очень хороший, поверь и мы… мы любим друг друга.

— Какая у вас может быть любовь! — с негодованием воскликнула женщина и даже приподнялась с подушки.

— Марина, — в дверном проеме появился Василий Геннадьевич, — чего ты кричишь?

— Мне тут наша дочь про любовь рассказывает. Слушать тошно, вот и кричу. Какая у них может быть любовь? Они почти год не виделись и прекрасно себя чувствовали. Когда у людей чувство, то они и на день расстаться не могут. Этот шалопай съездил в Москву, наразвлекался там вдоволь, а теперь нашей дочери лапшу на уши вешает, про любовь поет.

— Успокойся, Марин, не шуми, — поморщился Василий Геннадьевич. — И чего ты так на этого Колю взъелась? Нормальный парень, порядочный, ответственный.

— И в Москву он ездил не развлекаться, — почувствовав поддержку отца, осмелела Ира. — Коля сразу на работу устроился, и карьера у него удачно складывается. Сейчас он руководит коллективом.

— Значит, бросишь меня, больную? — истерично взвизгнула женщина.

— Я не брошу тебя, мама, ни больную, ни здоровую. Сначала мы переберемся в Москву, потом вас с папой заберем.

— Слышишь, Вась, нас они заберут! И чего мы с отцом делать будем в твоей загазованной Москве? Были мы там прошлым летом, хоть и проездом, но почти сутки по столице болтаться пришлось. Я чуть с ума не сошла: шум, гам, суета. Все бегут как ненормальные, глаза вниз опустят и несутся, несутся. В метро не протолкнуться, такая толчея. Ужас!

— А я там не была, зато мне она почти каждую ночь снится. Мне даже кажется, что я знаю этот город не хуже своего. Там так красиво, так необыкновенно! Когда по телевизору Москву показывают, я стараюсь запомнить каждую деталь, рассмотреть каждый дом, каждый мостик, памятник. Почему-то я всегда была уверена, что буду жить именно там.

— Как… снилась? — не поверила своим ушам Марина Юрьевна.

— Я просто тебе об этом не говорила. Знала, что ты будешь категорически против. Хотя на самом деле лет с пятнадцати столицей бредила. Когда Коля уезжал, я очень страдала, но в глубине души была очень рада. И все это время верила, что рано или поздно он за мной вернется.

После этих слов в спальне повисло тяжелое молчание. Ира медленно переводила взгляд с матери на отца, пытаясь понять, что они чувствуют. Мамино лицо было напряжено, взгляд — жесткий и пронизывающий. Девушка с детства знала это выражение. Знала она и то, что за этим последует: полное игнорирование ее, как человека. Она будет смотреть на дочь, как на предмет домашнего обихода, не обращая на нее никакого внимания. В то же время она будет вдвойне приветлива с отцом. В детстве Ира тяжело переживала такие воспитательные меры, хвостиком ходила за мамой и умоляла простить ее, порой сама не понимая за что. Когда, смилостивившись над нерадивой дочерью, она просила девочку подробно объяснить ей, чего конкретно она не будет больше делать, малышка терялась, краснела, бормотала что-то невнятное, а потом начинала горько плакать. Тогда мама усаживала ее на колени и долго объясняла Ире, как нужно вести себя воспитанным девочкам. Она пыталась запомнить каждое мамино слово, чтобы ни в коем случае не повторить своих ошибок. Порой она завидовала своей подружке Насте, у которой была совсем другая мама: она громко ругалась, а потом все ей прощала. Они обнимались и смеялись, прося друг у друга прощение, одна — за детские шалости, другая — за то, что не сдержалась и накричала на любимую дочь. Там, в Настиной семье, все было просто и понятно. И именно этой простоты так не хватало Ире.