Тайга – мой дом - [12]

Вдруг донесся какой-то шум. Он с каждой секундой становился ясней. Я глянул на вершину хребта: большая черная птица, отчаянно хлопая крыльями, спиралью поднималась вверх.

Мне много раз приходилось видеть птиц, спирально уходящих в небо, но то были раненые птицы. А что с глухарем? Он поднимался все выше и выше, спустя минуту или две был уже величиной с воробья.

Но вот глухарь остановился на несколько секунд, все так же отчаянно работая крыльями, а потом камнем полетел вниз, прямо на меня. Я отбежал на несколько метров от куста, и все равно глухарь, как-то неестественно изогнув шею, падал на меня. Мне стало жутко. Я заметался по берегу, не зная, что делать. Наконец догадался и юркнул под куст. Глухарь со свистом пронесся и упал на том месте, где я только что стоял. Птица ударилась грудью, подпрыгнула и застыла, разбросив крылья.

На горбу глухаря сидел колонок и зло смотрел на меня. Я сделал к нему шаг. Зверек изогнулся, заверещал, как трещотка, показывая острые белые зубы.

— Ах ты наглец!

Я запустил в колонка кепкой. Он еще раз потрещал и шмыгнул в траву. Я поднял глухаря. Шея у него была прокушена в нескольких местах.

…Мне было искренне жаль Старика. Я не спрашивал Авдо, как же все-таки она нашла его. Видимо, соболь задавил глухаря на кормежке или на ночлеге.

— Надо переезжать на другое место, — заявила вдруг Авдо.

— Зачем?

— Не будет удачи здесь. Старика нет. Кто помогать будет? Куропатка не зря села на дерево…

— Зачем тебе, Авдо, нужна чья-то помощь? Ты и без глухарей знаешь, где соболи, а где белки живут.

Но Авдо настояла на своем. И мы стали готовиться к переезду.

Было морозное утро. Много света. По лесу гулко разносился каждый звук. Собаки лежали под деревьями. Они были рады отдыху. Я укладывал продукты на нарту, а Авдо снимала палатку. Меня забавляла эта история. Для новой стоянки мы выбрали место за ручьем. Авдо была хмурая, сосредоточенная. Я помалкивал, боялся ненароком неосторожным словом обидеть таежницу. А если бы мы жили в зимовье? Его не перенесешь. Интересно, что бы предприняла Авдо?

К Авдо подошла Назариха, зевнула, потянулась, прогнув спину, и заглянула в палатку.

— Однако, што забыла здесь? — спросила Авдо.

Назариха повиляла хвостом и встала передними лапами на порожек палатки.

— Совсем избаловал тебя Николай, — ворчит Авдо. — Никакого сладу с тобой не стало. Так и глядишь што-нибудь стянуть. Не мешайся под ногами. Иди спать.

Но Назариха уже в палатке. Вынюхивает по углам, чем бы полакомиться. Она по голосу Авдо знает, что ее не прогонят.

— Вот леший, — опустила руки Авдо.

— Может, не будем кочевать? — осторожно вступаю в разговор.

Авдо не ответила, будто и не слышала меня.

И вдруг раздался посвист крыльев. Собаки бросились к сосне у лабаза и залаяли. Невысоко от земли на толстый сук сосны сел глухарь.

— Старик! — радостно вскрикнула Авдо и опустилась на бревно.

Да, это был Старик.

— Ох и прохвостка все же твоя куропатка, — сказал я Авдо. — Завтра же пойду убью ее и скормлю со бакам.

— Не ругайся, бойё. В другой раз я хорошо стрелять буду.

Авдо с легкостью девушки соскочила с бревна и принялась устанавливать палатку.

— Сегодня отдыхать будем, бойё. Завтра соболей и белок добудем много.

Глава 11

Авдо тихо напевает. Ее песня про тайгу, про горы, про Старика. Авдо благодарит тайгу за то, что она добрая к охотникам.

— Не надоела тебе эта самая тайга с ее холодами и вьюгами? — спрашиваю я.

— Пошто говоришь так? — поднимает голову Авдо. — Тайга — мой дом. В город один раз ходила, чуть не пропала там, — Авдо покачала головой, засмеялась и стала вспоминать.

— Орден ездила получать. Летела на самолете. Потом на автобусе ехала… На большую улицу попала. Народу, борони бог, сколько. Бегают туда-сюда, будто стадо оленей, которых комары кусают. Встала я у стенки, пусть, думаю, пробегут. Стою, а люди бегут и бегут. У меня даже голова кругом пошла. Останавливаю седого мужика. Раз поседел, думаю, все знает. Спрашиваю:

— Скажи, бойё, где здесь ордена дают?

Он поглядел на меня, возле уха поцарапал.

— Вам, наверное, в больницу? Это совсем рядом.

— Пошто в больницу? Туда старики ходят, а я еще оленя пешком догоню. Орден мне надо. В городе живешь, а ничего не знаешь.

Тут женщина остановилась. «Что случилось?» — спрашивает.

— Бабушка больная, — сказал мужик и показал на голову.

— Бедная, — вздохнула женщина, и они ушли.

Начала спрашивать подряд, где ордена дают. А люди машут рукой и уходят: мол, выжила старуха из ума, что с ней толковать…

Рассердилась я, плюнула и ушла. Бестолковый народ, не знает, где ордена дают. Долго по улицам ходила, никого не спрашивала. Шибко есть захотела. Думаю, где же дров взять, чай варить. У меня в узелке с собой котелок, сахар, хлеб и вяленое мясо.

Увидела, новый дом строят, пролезла в дыру в заборе, насобирала щепок, костер разожгла. Воды мне девушка на улице продала, она на углу красной водой торговала. Я светлой воды попросила. Варю чай, мясо вяленое ем. Подходит ко мне старичок, ругается:

— Ты что, бабка, делаешь? Дом хочешь спалить?

— Пошто дом палить? Или я ребенок без понятия? Чай варю, есть будем. Садись, угощайся. Мясо шибко вкусное.