Тайфун над пограничной заставой - [33]

...В таком крохотном коллективе, как пограничная застава, трудно что-либо утаить от постороннего, любопытного взгляда. Обычно кто-нибудь из солдат всегда помогал начальнику по хозяйству: то наколет дров, то занесет ведерко угля, то поможет отгребать снег от двери. В последнее время так получилось, что всеми этими делами стал заниматься Константинов. Выйдет Тоня расчищать дорожку, Константинов тут же бежит за лопатой; вскочит с койки, если отдыхает, и бежит. Старшина выдает паек Тоне, нагрузит в рюкзак консервов, картошки, мяса; Тоня не успеет выйти из склада, как Константинов, вроде бы совершенно случайно заметив Тоню, подскочит к ней: «Разрешите помочь, Антонина Кирилловна, вам же тяжело!»

Делать Константинову замечания по этому поводу никто из начальства не решался: солдат просто проявлял расторопность и вежливость по отношению к жене начальника заставы. И только...

Тоне нравилось внимание, которое Константинов легко и всегда радостно оказывал ей. Солдаты, напротив, не одобряли в выборе Тоню и завидовали Константинову. Несколько дней назад она невольно оказалась свидетельницей довольно бурного разговора между Константиновым и Гоберидзе.

— Послушай, кацо, — едва сдерживаясь говорил Гоберидзе, — как к лучшему своему другу обращаюсь к тебе: перестань пялить глаза на Тоню. Попадет тебе от старшего лейтенанта. Совсем тогда плохо тебе будет. Застрелит тебя старший лейтенант. Пиф-паф — нет рядового Константинова.

— Отстань, Ромео... — вяло отмахнулся Константинов.

— Какой Ромео? Ты зачем дразнишься? — возмутился Гоберидзе.

«Еще не хватает, чтобы они из-за меня передрались», — испуганно подумала Тоня.

Конечно, можно было отказаться от занятий с Константиновым, от посещения ленинской комнаты, превратиться в затворницу и целые дни сидеть дома, смотреть через окно на океан, но и это тихое развлечение теперь стало труднодоступным — ударили морозы, и стекла покрылись непрозрачными ледяными узорами.

Сегодня Тоня проснулать оттого, что сильно замерзла. Бочкарев, поднявшись с постели, всегда делал зарядку при открытой форточке и, очевидно, забыл ее закрыть, когда уходил на заставу. На полу у окна лежал и подтаивал маленький сугробик снега. Тоня натянула на себя тренинг, закрыла форточку и стала вытирать снег.

На столе лежала записка: «Завтракай без меня. Я задержусь. В.» Тоня вздохнула и подумала, что пора Васе перестать каждый раз писать записки заново, лучше заготовить одну раз и навсегда, как это делают в гостиницах («Мест нет») или в киосках Союзпечати («Ушла за газетами»).

Она стала привыкать к одиночеству и к тишине, которые сначала по приезде ей казались очень томительными, особенно после ее шумного общежития, их комнаты на четверых, где к тому же часто толклись парни. Один из них — Федя — ухаживал за ней, просил адрес, куда ей писать; среди пачки писем, доставленных кораблем, наверняка было бы несколько от него.

Она разогрела на плите оставшуюся с вечера отварную картошку и съела ее на кухне прямо со сковороды. Вспомнились первые дни ее жизни на заставе, как она раскладывала еду по тарелкам от сервиза и несла в комнату на стол, накрытый белоснежной скатертью...

Со двора донесся сухой треск разряжаемых автоматов, должно быть вернулся наряд с границы. Было слышно, как солдаты обивали с сапог налипший снег и шаркали подошвами о железную решетку у крыльца. Тоня подышала («хукнула», сказала бы мать) на стекло и в образовавшийся глазок увидела, как скрывался за дверью казармы наряд. Последним в белом маскировочном халате шел Константинов, он обернулся и посмотрел на Тонины окна.

Сегодня Тоня решила пойти на лыжах. Несколько раз она собиралась это сделать, думала, что пойдет с Васей, но каждый раз их совместная прогулка срывалась, и теперь Тоня надумала не ждать Васю, а отправиться одной. Лыж на заставе было вдосталь, и старшина еще на прошлой недели выбрал ей самые лучшие.

Мужа она не увидела, должно быть, ушел на границу, его замещал младший лейтенант, и Тоня легко догадалась об этом: на какое-то время смолкла «Спидола» — Невиномысский принимал рапорт от старшего по наряду.

Тоня написала мужу коротенькую записку о том, что уходит, вставила в пробой на двери палочку в знак того, что дома никого нет, и надела лыжи.

— Погуляю немного, — на ходу сказала она часовому у ворот.

— Счастливо, Антонина Кирилловна!.. Смотрите, не заблудитесь.

— Постараюсь... На всякий случай я компас взяла.

Идти на лыжах было легко и приятно. Ветер, бушевавший ночью, заметно утих, дул в спину и помогал быстрее двигаться. Километра три Тоня шла по лыжне, проложенной пограничниками вдоль океана, но потом ей это надоело, и она решила свернуть в глубь полуострова, к видневшимся вдали сопкам, алмазно блестевшим шапками снегов.

«А ведь мы тут были, когда ехали с Васей на Горячие ключи», — вспомнила Тоня. Мелькнула озорная мысль, — а что если она дойдет сейчас до этих самых ключей, чтобы полюбоваться на зеленую траву среди сугробов снега и увидеть, как ее щиплют дикие олени.

Сбиться с дороги было невозможно; Тоня помнила, что они все время держались распадка возле ручья. Ручей тогда весело звенел, а теперь молчал, упрятанный под лед.