Таякан - [36]

Луис Альфонсо говорил, что на каждом месте свое поле битвы. Пока взрослые сражаются с оружием в руках, чтобы снова не вернулся империализм, вам надо учиться.

ЕСЛИ МОЛЧИТ МОРСКАЯ РАКОВИНА

ПОСЛЕДНИЕ аккорды торжественной мелодии стихли над артековским стадионом. Кто-то подтолкнул Ричарда в спину. По белой, ажурной лесенке гитарист вбежал на эстраду и, ослепленный лучами прожекторов, на мгновение застыл. Девчонка с белыми бантами сунула ему в руку букет роз, и Ричард, уколов палец о шип, боли не почувствовал.

— За исполнение сложнейшего произведения Бетховена «К Элизе», — неслось над стадионом, — гитаристу из Никарагуа Ричарду Лоза жюри единодушно присуждает первое место.

За сценой смущенный с полыхающими щеками, он обнаружил в руках кожаный переплет диплома и, приложив его к губам, прошептал имя... Никто, никто не знал, что выученное «на слух» с пластинки «К Элизе» (Бетховен должен понять!) Ричард называл «К Сильвии».

— Ричард! Ричард! — скандировал стадион стоя.

Ричард помахал рукой и «влился» в аплодирующую толпу. Темной, асфальтированной тропкой промчался к корпусу дружины «Морская» и только рядом со знаменитыми кипарисами перевел дух.

Диплом, удостоверяющий блестящую победу, Ричард завернул в кусок целлофана и сунул в рюкзак поверх вещей. Поздно вечером, когда солнце опускалось в море, он, нарушив режим, убежал на пляж и, откинувшись на теплую гальку, мечтал.

Закрывая глаза, он живо, в красках представлял, как приземляется серебристый самолет в порту Манагуа. Шум, цветы, что-то горланит Карлос. Рассказы, сувениры, ахи и охи — все потом! Ричард кинет друзьям рюкзак, только его и видели! Он найдет Сильвию дома и заставит себя не стесняться ее родителей. Если Сильвии не будет дома, тогда Ричард помчится в школу. Он, конечно, увидит ее первым. Побежит, посмотрит в глаза и положит к ее ногам кожаный диплом...

«Шу-у», — накатывалась волна.

«Чу-у», — отвечала галька.

«А можно все сделать иначе, — с мыслями о скорой встрече расставаться не хотелось, — по дороге к Сильвии он забежит домой и прихватит раковину, припасенную специально к ее четырнадцатилетию. Розовая, с синеватыми разводами, раковина, конечно, понравится Сильвии. Она поднесет ее к уху и услышит, как шумит океан у пирса в Сан-Хуане.

«О-у-у», — поднимается волна.

«Шу-у», — отдается в раковине.

Ричард вспомнил, как вместе с двоюродным братом Луисом они достали раковину со дна океана вблизи Сан-Хуана.

...Луис кричал так пронзительно, что, бросив леску на дно лодки, Ричард стремглав бросился к нему.

— Акула! — одной рукой Луис вытирал лоб, другой намертво держал поплавок сети.

Отец Луиса, неразговорчивый, сутулый рыбак, оставив штурвал, поспешил к ним. Он молча отстранил сына плечом и взялся за сеть. Когда из пенящейся у борта волны показалось литое тело акулы, отец усмехнулся:

— Акула маленькая. Это страх большой. Тяните без меня, а то лодку развернет.

Акула врезала по волне хвостом и ринулась в глубину. Загорелый как кофейная ягода Луис браво тряхнул мокрой головой:

— Сейчас мы ей поддадим!

Когда акула шлепнулась в лодку, Луис, как бы извиняясь, бросил:

— Встречаются и покрупнее. Было у меня однажды. Зубы с палец!

Мальчишки крепче взялись за сеть, а Ричард подумал, что рыбацкие рассказы, наверное, всегда одинаковы.

Два крупных тунца, попавшие в сеть, настроение Луису явно прибавили.

— Акулу мы пожарим прямо на берегу! — прикидывал Луис. — Сбегутся мальчишки, всем по кусочку хватит. Плавники — они особенно вкусные — разыграем. Кто, например, дальше всех камень бросит. А тунцов — Рафаэлю, это мой товарищ. У него пятеро младших братьев и сестер.

Бока у тунцов зеркальные, с зеленоватым отливом — смотреться можно. Луис положил рядом с ними крупную лангусту и зеленую от морских водорослей раковину. Неожиданно раковина двинулась по дну лодки. Ричард протер глаза и застыл в нерешительности. Луис легко подтолкнул раковину большим пальцем ноги, она перевернулась, и из нее выглянул краб.

— Эй, дружище, освобождай помещение! — стукнул Луис ножичком по раковине. — Теперь она наша — шумит, значит, удача. Молчит, все равно что плачет...

Еще три крупные рыбины, добытые Луисом, вызвали у молчаливого отца одобрительный кивок.

— Распутаем сети, вновь поставим их на ночь, и в порт, — он завел старенький движок и развернул лодку носом к волне. — Сейчас закурит и начнет ворчать, — шепнул Луис. — Ты только не думай, что он какой-то там недовольный. Ты же знаешь — он воевал. На берегу молчит, а в море, когда один, чего-то бормочет, спорит.

— С кем? — Ричард сам перешел на шепот. — И почему боится говорить на берегу?

Движок сбился с такта и заглох.

— Слов много, винтовок много, зеленой одежды много, — донеслись до Ричарда слова рыбака, — а лодок мало, сетей мало. Рыбак бросил на Ричарда короткий из-под бровей тревожный взгляд. — Боремся, все боремся, а в тарелках — одна фасоль. Вот она, пища — рыба, водоросли, лангусты — каких нет в мире...

— Слушай, — Ричард наклонился к самому уху Луиса, — он что, против сандинистов, против нас?..

— Сказал же нет! — Луис морщил нос и тер пальцем переносицу. — Его просили, как фронтовика, на митинге выступить, а он говорит: «В море иду, за рыбой, — некогда!» И еще сказал. «Не буду людям обещать, что завтра все они будут жить хорошо. Слышали они это». Ты, Ричард, городской. Всякие там словечки знаешь. У вас в Манагуа и телевизор каждый день показывает, а у нас по-другому. Один большой начальник за эти слова не взял отца на новый сейнер. И еще назвал отца «случайным попутчиком революции». А отец рассердился и сказал, что каждый плывет в революции на своей лодке...