Таякан - [25]

, знаю, что надо делать. Пусть мой мозг воспален героином, но мой путь единственно верный. Надо угонять в Гондурас подростков и делать из них зверей. Крестьян, захваченных в плен, заставить расстреливать пойманных сандинистов и пить их кровь. «Повязанные» — они станут нашими солдатами. Их не жалко. И еще надо угонять женщин. Они родят нам новых солдат. И еще надо угонять коров. У нас будет много молока и мяса. И еще надо стрелять учителей-бригадистов»...

Строчки из дневника, рассказывающие о гибели маленького учителя, Ричард перечитывал потом много раз. Еще не зная того, что их судьбы совсем скоро сплетутся в один тугой узел, он не верил в гибель мальчишки.

Он навсегда запомнит лицо раненого командира и кислый запах сгоревшего пороха. Ночью ему снились сбитые пулями оживающие плоды манго и крик раненого врага. Он вспомнил слова Дугласа о том, что никарагуанец не рубит упавшее дерево на дрова. Весь пыл и вся злость никарагуанца, и это Ричард теперь знал по себе, проходят, как только он замечает, что противник повержен и нуждается в помощи. «Простить и забыть мы, наверное, — размышлял вслух Дуглас, — сможем многое. Но только не злодеяния против женщины».

Мельчайшие подробности первых дней боевого крещения обрастали звуками, поэтическими строчками, мелодиями. За восемь месяцев службы Ричарда не раз направляли в боевое охранение машин, доставляющих боеприпасы. Руки его загрубели, и Ричард впервые дотронулся бритвой до покрытой пушком щеки. Карабин он сменил на новенький безотказный «Калашников», износил форму до дыр, и однажды на горной тропе его башмаки просто развалились. «Вот теперь, — сказал тогда ему Дуглас, — может быть, ты поймешь: горы — это гораздо больше, чем бескрайняя зеленая степь. Они помогают никарагуанцу узнать себя и родиться заново. Не кланяющимся, не раболепствующим перед гринго, без имени и достоинства. Родиться новым человеком — гордым и свободолюбивым...»

Закончилась служба в батальоне резерва. Но однажды утром Ричард, вновь покидая отцовский дом, подошел к «пальме детства». Он не дотянулся до следов пуль на коре. Пальма растет быстрее человека. А мальчишка, который когда-то карабкался по стволу, вспомнился смешным и совсем маленьким. В свои четырнадцать мы измеряем собственный рост зачастую только сантиметрами. Индейская же мудрость гласит: «Рост человека измеряется не от головы до ног, а от головы до неба»...

...В школе его никто не ждал и не провожал. Ребята из пуньо-кулачка днем раньше разъехались учительствовать в отдаленные уголки республики. Их адреса были пока неизвестны. Письмо от Сильвии может прийти из района, примыкающего к Коста-Рике. Сесар уехал в одну из деревенек недалеко от Сомото. Крестовый поход на неграмотность набирал силу.

Ричард ехал на попутной машине в Хинотегу, туда, где он принял свой первый бой.

— Эх, залезть бы на самую высокую пальму и заглянуть — что-то там завтра...

ЧТО В РЮКЗАКЕ БРИГАДИСТА?

В НАВИСШЕЙ над дорогой бурой скале Ричард различил каменную голову Большого Бога. Из нагромождения камней дожди и ветры высекли тонкий с горбинкой нос, острые скулы и высокий лоб. Пушистые сосны поднимались над каменным изваянием и были похожи на орлиные перья, служившие индейцам боевым украшением. На карте, подаренной Ричарду в Хинотеге, каменная гряда, как ориентир, была обведена красным кружком. Грунтовая дорога разбивалась здесь на десятки едва заметных троп.

От Большого Бога, так сказали, напутствуя Ричарда в молодежном комитете, до селения индейцев чоротегов — час пути. Идти надо строго на север, к границе, и так, чтобы, обернувшись, видеть каменный профиль.

Утоптанная тропа обещала быть короткой. Шагая по ней, Ричард думал о том, как когда-то, лет четыреста назад, быть может, по этой самой тропе только с севера на юг шел отряд испанских конкистадоров[13]. Широкие шляпы, в руках короткие негнущиеся копья, извергающие огонь и гром... У озера пришельцы встретились с индейцами племени чоротегов. Никарао — так звали вождя индейцев. «Вода Никарао» — «Никарагуа» — назвали испанцы озеро. Но было у Никарао еще одно имя — таякан, вождь, предводитель. Портрета или описания его не сохранилось. В одной из книг, которую Ричард нес в рюкзаке, было написано, что чоротеги — отважные охотники и рыболовы, встретили бледнолицых пришельцев радушно... Каким был ответ испанцев? В Леоне в индейской церкви Ричард видел деревянную скульптуру рыжебородого конкистадора на белой лошади. На боку у испанца висел плоский меч, в руке — пика со стальным жалом. Скульптура стояла за толстой железной решеткой. Видимо, даже ненастоящий, он вселял в сердца потомков чоротегов чувство, похожее на страх...

Когда Ричард был совсем маленький, он часто донимал мать вопросами: «А каким был дед? А прадед? Кто они? А отец? В нем есть индейская кровь?»

Ричард вспомнил, как, вернувшись из Леона, он долго и внимательно изучал в зеркале свое лицо. Смущенно, но довольно хмыкнув, он нашел, что в нем счастливо сочетаются испанская выразительность голубых глаз, черные вьющиеся волосы африканских предков, завезенных в давние времена, и независимость индийского характера, которые, как заметил Ричард, особенно нравится девчонкам.