Тавро - [9]

— Хочешь сдохнуть? Ну? Давай-ка быстро деньги, часы, кольцо!

Это было сказано на парижском жаргоне, но Мальцев все же понял. Но во-первых, у него не было ни денег, ни часов, ни кольца. Во-вторых, они начинали ему действовать на нервы. В-третьих, эти суки, судя по зрачкам, накурились дури — рефлексы у них, значит, никудышние, да и оба вместе они весили не больше ста килограммов. В общем — гнилая шантрапа.

Мальцев привык презирать людей, предпочитающих водке наркотики. В армии он курил анашу, чтобы спастись от голода и мороза. Там было иное, наркотики служили для спасения тела.

Когда Мальцев протянул руку, чтобы отодвинуть в сторону мешающую ему пройти человеческую рухлядь, — рухлядь ожила. Один вытащил нож, другой — короткую цепь. Вид направленного на него стального лезвия вызывал в нем сызмальства — с первой же кровавой встречи — истерический страх, мгновенно перерождающийся в крайне злобную отчаянность. Несжатая рука, изменив направление, сильно ударила человека с ножом по лицу. Свист цепи второго француза заглушил шум падения тела. Удар пришелся по Мальцевой спине и был смягчен тяжелым московским пальто. Человек с цепью не успел выпрямиться, удар по печени заставил его согнуться. Святославу осталось только взять его двумя руками за волосы и нанести два удара коленом, между глаз и под подбородок. Во время драки Мальцев успел, оглянувшись, убедиться, что отошедший на другой тротуар высокий парень ему не опасен: небрежная поза и расслабленность тела говорили, что он зритель, и только.

Не имея привычки драться с наркоманами, Мальцев не знал, что они менее подвластны боли. Это едва не стоило ему жизни. Но ему вновь повезло. Живая рухлядь с ножом поднялась на ноги. Лезвие в дрожащей руке вонзилось в спину Мальцева, натолкнувшись на кость, соскользнуло. Повернувшись, Мальцев, потерявший от страха желание оставлять кого бы то ни было в живых, увидел в темноте кровавый глаз шатающегося парня и одну из его рук, бережно охраняющую член. По ней Святослав и ударил концом ботинка. Человечек не успел поднять нож. Впервые за секунды драки раздался вопль. Длинный. Лезвие упало, тело начало медленно сгибаться. Левая рука Мальцева ударила терявшего сознание парня по лбу, в то время как кулак правой руки понесся к его горлу. Ужас в Святославе был, вероятно, слишком силен: кулак вместо того, чтобы убить парня, сломал ему ключицу. Не как в Мурманске.

Спокойный длинный человек перешел улицу и подошел к Мальцеву, когда тот, разбивая подошвой лицо лежащего, избавлялся от все не уходящего страха. Человек сказал:

— Перестань. Ботинки испачкаешь.

Как в американских романах.

Мальцев выпрямился, глубоко вздохнул, как делают люди после окончания тяжелой работы.

Он чувствовал себя еще более одиноким и готов был даже продолжать… был готов на все, лишь бы бродившее в нем отчаяние не застыло.

— Чего!? Ты тоже хочешь? А ну, подойди! Человек отступил:

— Чего ты! Я же ничего… Я не с ними был. А им так и надо. Эти два идиота должны были мне денежку, потому и стоял. Я — ни с кем. Но как ты их разделал! Это было красиво.

Потоптавшись, видимо, что-то решая, человек спросил, где Мальцев живет, и предложил подвезти его.

Мальцев хмуро ответил:

— Нигде не живу. Ты вот ни с кем, а я нигде… Понял?

В вопросе была невольная угроза. Длинный человек ее услышал и успокоительно рассмеялся:

— Да успокойся ты, ведь я не хочу тебе ничего плохого… да и знаешь что, пойдем-ка отсюда, пока лягавые не набежали. Обычно их здесь не бывает, но кто его знает…

Вновь хотелось есть, спать, забыть о настоящем. Мальцев сел в машину, сказав себе с уродливым смешком: «Вот тебе и поиски наименьшего зла».

Узнав, что Мальцев русский, человек резко затормозил и начал тараторить, что он сам славянин, что болгарского происхождения. Зовут его Тодор Синев. Он хочет, чтобы Мальцев пошел к нему. Он приглашает. Он поможет.

Мальцеву вдруг захотелось все рассказать.

Синев слушал внимательно, не прерывая. Потом покачал головой:

— Я тебя понимаю. Но здесь свобода — это деньги. Без них свобода — говно. Ты скоро поймешь. Не бойся. Тод все устроит. Знаешь что, будешь пока у меня жить. А дальше видно будет.

* * *

Теперь Мальцев ощущал себя в этом чужом, местами вообще не спящем городе, как во время отпуска. Приятному бездумью мешала лишь будившая порою по ночам навязчивая мысль о грозящей ему опасности.

Приютивший его француз болгарского происхождения держал себя радушным хозяином. Проснувшись поздно утром, Святослав бродил по трехкомнатной квартире Тода, готовил себе в сверкающей кухне завтрак, выпивал стакан ледяной водки, затягивался сигаретой и думал, что не может же на самом деле честный человек обладать вот так трехкомнатной квартирой. Кроме того, Синев как-то небрежно бросил, как в колодец, слова: «Я делаю дела». Эти слова затаились в возрастающем недоверии Святослава к этому человеку. Вечерами Синев приводил распутных молоденьких баб — у некоторых были расширенные зрачки — вытаскивал из холодильника бутылки, пил и повторял время от времени, что надо быть милым с советским гостем. Мальцев, пьянея только телом, всматривался в Тодора — в его длинное, не лишенное смазливости лицо — с неясной тревогой.