Таврида: земной Элизий - [3]

Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,

Повеял на меня – и этот сонный Крым,

И этот кипарис, и этот дом, прижатый

К поверхности горы, слились навеки с ним.

Этот «прижатый к поверхности горы» дом, где поэт гостил в 1956 году, принадлежал семье Томашевских. Дом действительно прижат к одному из гурзуфских холмов Болгатуру, и прямо перед ним растет высоченный кипарис, – если смотреть издали, особенно с моря, кажется, что он перерезает дом пополам. Впрочем, тут уместнее прошедшее время: в последние два-три десятилетия всё вокруг застроили так, что дом Томашевских попросту не виден. В скобках заметим, что лишь в конце 1990-х годов из разговора с Никитой Николаевичем Заболоцким выяснилось, что упомянутые в заключительных строках стихотворения дети («…здесь собирают дети / Чабрец, траву степей, у неподвижных скал») – это престарелые уже авторы данной статейки.

Глава нашей семьи, наш дед, Борис Викторович Томашевский (1890–1957) вошел в историю отечественного литературоведения как выдающийся пушкинист, один из основоположников научной текстологии, автор трудов по теории литературы и стихосложению, получивших призвание далеко за пределами нашей страны. Человек чрезвычайно образованный и разносторонний, он окончил математический факультет Электротехнического института в Льеже (Бельгия), откуда регулярно ездил в Сорбонну слушать лекции по истории искусства и литературы. В 1920-х он уже сам читает лекции в Петроградском институте истории искусств, пишет работы по стихосложению, текстологии, различным аспектам творчества Пушкина, участвует в подготовке новых изданий русских классиков. Эта активная работа прерывается в конце 1920-х, когда Томашевского и его единомышленников объявляют «формалистами» и отлучают от редакционно-издательской деятельности. Борис Викторович вынужден вернуться к прежней специальности – преподавать математику. В советское время теоретические труды Томашевского почти не издавались, сейчас они издаются вновь, и его «Теория литературы» вошла в серию «Классический учебник».

Возвращению же к литературной работе помогла столетняя годовщина смерти Пушкина, когда было предпринято грандиозное академическое собрание сочинений поэта, и Томашевский был привлечен к участию в его подготовке. В творчестве Бориса Викторовича Пушкину принадлежит центральное место. Среди его работ о Пушкине есть текстологические, стиховедческие, лингвистические, историко-литературные, он писал о рисунках Пушкина, о Пушкине в изобразительном искусстве.

Итогом, синтезом всех пушкиноведческих интересов, штудий, раздумий Бориса Викторовича должна была стать монография «Пушкин», не завершенная, но ставшая, по словам Анны Ахматовой, пушкиноведческой классикой. Смерть застала его в разгар работы над этой книгой.

Борис Викторович Томашевский умер 24 августа 1957 года в Черном море. Не утонул. Он не раз говорил: «Человек, умеющий плавать, никогда не утонет». Во время утреннего купания, которое он очень любил («Самое счастливое – это когда я плыву навстречу солнцу»), у него случился обширный инфаркт, как тогда говорили, разрыв сердца, приведший к мгновенной смерти. Он остался лежать на воде, и тело подобрал рыбацкий баркас, возвращавшийся с утреннего лова.

Понятно, что Пушкиным была проникнута атмосфера дома Томашевских в так называемой писательской надстройке (дом № 9 по каналу Грибоедова в Ленинграде), где жили также Заболоцкий, Зощенко[1], Каверин, Шварц и многие другие люди, оставившие заметный след в нашей литературе. Даже составляя свою обширную библиотеку, Борис Викторович стремился собрать в ней всё, что читал – или мог читать – Пушкин. И кто знает, не влиянием ли Пушкина объясняется глубокая привязанность Томашевского и всей его семьи к полуострову, с которым связана значительная часть их жизни. Во многом именно усилиями Бориса Викторовича в 1938 году был открыт пушкинский музей в Гурзуфе, в доме, где поэт, путешествуя вместе с семьей Раевских по югу России, провел в 1820 году три недели. Во время Великой Отечественной войны музей был эвакуирован и на пятьдесят лет прекратил свое существование: в парке, где он находится, разместился санаторий для сотрудников аппарата Совета министров СССР и доступ туда для простых смертных был закрыт. Музей был вновь открыт в 1989 году, а в хлопотах по его восстановлению деятельное участие принял уже Николай Борисович Томашевский. Кстати, Борису Викторовичу удалось отстоять название Бахчисарай, который на волне переименований, охвативших страну в связи со столетием гибели поэта, планировалось сделать Пушкиным. «Как тогда мы будем называть “Бахчисарайский фонтан”?» – спрашивал Борис Викторович.

Об Ирине Николаевне Медведевой-Томашевской без преувеличения можно сказать, что она отдала Крыму – особенно Гурзуфу – свою душу и сердце. В сфере ее научных, творческих интересов Крыму принадлежало одно из главных мест. В 1946 году в издательстве Крымиздат вышла ее небольшая по объему книжка «Русская Таврида». Это сборник исторических очерков – от первых походов русских князей к Черному морю до «времен очаковских и покоренья Крыма», т. е. с IX по конец XVIII века. Десятью годами позже в Ленинграде увидела свет предлагаемая вашему вниманию «Таврида», любимое детище Ирины Николаевны. Эта книга, объемом значительно превосходящая первую, является своего рода продолжением ее и охватывает период с 60-х годов XVIII по первую треть XIX века. Хотелось бы обратить внимание читателя на слова Ирины Николаевны из предисловия к «Тавриде»: «Не описание доблести русского оружия составляет цель данной книги, а рассказ о победах русской культуры, о цивилизующей роли России на Черном море». Как видим, это в высшей степени органично вписывается и в контекст современных культурно-политических реалий.