Тауэр, зоопарк и черепаха - [79]

Превратиться в Вивьенн Вентресс оказалось легче, чем предполагал капеллан. Он прекрасно знал, куда идти, потому что проходил мимо этого магазина бесчисленное количество раз, направляясь в любимую мясную лавку. Продавец-испанец, облаченный в платье, которое нисколько не украшало фигуру, расплывшуюся от неумеренного употребления patatas bravas [19], сейчас же поспешил ему на помощь. Подобрав темный парик с волосами до плеч, продавец принялся выискивать на вешалках что-нибудь для выхода в свет — миленькое, но в то же время достаточно скромное, чтобы не привлекать лишнего внимания. Преподобный Септимус Дрю взирал на все новые платья с все возрастающим ужасом, отказываясь примерять. Продавец вернулся к вешалкам и яростными, отрывистыми движениями раздосадованного человека принялся передвигать их на второй заход. Святой отец выбрал простое черное платье с длинными рукавами, с которым и отправился в примерочную. И даже те трудности, с какими он столкнулся, влезая в платье со своими поразительно длинными ногами, не удержали святого отца от этого безумия.

Когда он отдернул занавеску, нацепив на голову парик, продавец захлопал в ладоши и подвел капеллана к зеркалу посреди магазина. Оба мужчины склонили головы набок, и немедленно признали, что не может быть ничего лучше этого длинного черного платья с очаровательными жемчужными пуговками. Разрешив деликатный вопрос нижнего белья, продавец исчез в подсобном помещении и вернулся с большой картонной коробкой. Церемонно сняв крышку, он продемонстрировал пару черных туфель-лодочек такого огромного размера, что в них смогла бы отправиться в плавание целая колония крыс. Когда продавец отошел от него, убирая обратно в косметичку орудия пыток, преподобный Септимус Дрю, поглядев на себя в зеркало, нисколько не усомнился, что выглядит привлекательнее, чем бородатый лорд Нитсдейл, бежавший из крепости в юбках.

В тяжелом пальто он стоял на другой стороне улицы напротив отеля «Парк-лейн», где шла церемония, и чувствовал, как ветер пробирает сквозь колготки. Наконец собравшись с духом, он перешел дорогу нескладной походкой мужчины, не привычного к женским каблукам. Не смея поднять глаза с ресницами цвета воронова крыла, он быстро показал приглашение женщине в дверях и проскользнул в бальный зал, где все уже сидели за накрытыми столами. Остановившись в глубине зала, подальше от света свечей, он одно за другим отклонял приглашения присесть, исходившие от одиноких джентльменов. Когда началась церемония награждения, он подавил в себе желание помолиться о победе, обратившись вместо того к языческой богине удачи и держа пальцы крестиком. Прислонившись спиной к стене, чтобы уменьшить боль, вызванную новой обувью, он наблюдал, как победители один за другим поднимаются на сцену, и его единственным утешением было то, что на нем самое элегантное платье в зале.

Когда распорядитель сошел со сцены и официантки внесли первое блюдо, святой отец выскользнул в ближайшую дверь и оказался в баре. Он опустился в кресло и только успел вспомнить, что коленки надо держать вместе, как к нему подошел официант, чтобы принять заказ. Капеллан просидел в том кресле больше часа, позабыв о боли в ногах из-за обрушившегося на него камнепада поражения. В итоге к действительности его вернул голос официанта, предлагавшего принести еще горячительного, и он встал, собираясь отправиться домой. Проходя мимо двери в бальный зал, он заглянул внутрь и увидел, что распорядитель вечера снова поднимается на сцену.

— А теперь, — произнес он, придвигаясь к микрофону, — момент, которого все мы ждали. Я с огромным удовольствием объявляю имя абсолютного победителя…

Преподобный Септимус Дрю пробрался в зал, готовясь к последнему унижению. Мужчина в галстуке-бабочке открыл конверт, поднял глаза и произнес два слова, которые повергли капеллана в шок. Он даже не услышал последовавших затем хвалебных слов уникальной прозе Вивьен Вентресс: игривые недоговоренности, оставляющие простор для воображения читателя; морализаторский тон, до сих пор никогда не встречавшийся в этом жанре, и неколебимая вера в существование истинной любви, которая придает ее работам совершенно особое качество, так что конкурентам остается лишь безуспешно ей подражать.

Только заметив, что его издатель поднимается с места, собираясь получить награду от имени мисс Вентресс, капеллан рванулся к сцене. Он плавно взошел по ступеням, склонив голову, и принял награду, хлопая ресницами цвета воронова крыла. Несмотря на громкий хор голосов, выкрикивавших слово: «Речь!» — он сошел со сцены, не проронив ни слова. И хранил сдержанное молчание весь путь до двери, через которую стремительно выскочил раньше, чем издатель успел пожать его волосатую лапу.

Преподобный Септимус Дрю уже давно спал, и награда стояла на ночном столике рядом с ним, когда Бальтазар Джонс поднялся на крепостную стену, чтобы выгулять бородатую свинью. Посреди их прогулки под луной он остановился и сел на пол. Привалившись к холодной древней стене, чтобы его не заметил часовой, он был признателен за тепло свинье, которая лежала, прижавшись к его ноге, и из носа у нее вылетали облачка пахнущего брюквой пара, уплывавшие в небо, усеянное алмазами. Перебирая в пальцах поводок, он снова задумался над словами капеллана, сказанными в Кирпичной башне. Наконец, приняв решение, он потихоньку потянул задремавшую свинью за поводок и, убедившись, что их никто не видит, повел обратно в башню Девелин, чтобы она спала дальше.