Татьяна Тарханова - [48]

Игнат не замечал переживаний жены, но он очень внимательно следил за ней и больше всего боялся, чтобы не случилось еще какого-нибудь скандала из-за курицы или соседского забора, который затемняет ее землянику. И отводил душу с Татьяной. Пусть знает, о чем он думает. Может, и поймет. Хоть что-нибудь.

Однажды летним вечером, когда Лизавета хозяйничала в кухне, Игнат, сидя с Татьяной на крыльце, завел разговор о том, что если человек не думает о других и живет только для себя, ждет его беда неминуемая. Философские рассуждения Игната не выходили за пределы его личного опыта. Но это был опыт трудной поры первых дней коллективизации, более десяти лет работы на комбинате, он был осмыслен чувствами человека, пережившего изгнание из родной деревни и испытавшего на себе все последствия собственных ошибок. И он был, пожалуй, не менее ценен, чем иные рассуждения философов, черпавших свою жизненную мудрость из книг.

Игнат не заметил, как на крыльце появилась Лизавета. Это произошло в тот момент, когда он снова заговорил о том, что жить одним домом или огородом — значит обеднить самого себя. Лизавета и раньше замечала, что муж проводит все свободное время не с ней, а с Татьяной. Но в общем-то, занятая хозяйством, не вмешивалась в дружбу старого и малого. Сейчас ей пришла в голову догадка, которая никогда раньше не возникала у нее: тархановское тянется к тархановскому. Татьяна отнимает у нее Игната. Такое объяснение было очень удобным. Зачем думать — любит или не любит ее Игнат, доискиваться, почему не по душе ему огород, когда можно все объяснить так просто и убедительно: во всем виновата Татьяна! С того вечера у Лизаветы возникло чувство ревности. Раздражительное, придирчивое и мстительное. Но это совсем не означало, что ревность к приемной дочери вытеснила любовь к ней. Оба эти чувства жили рядом, боролись между собой и, случалось, вместе мучили ее.

Собственно говоря, вначале Лизавета ни в чем не проявляла своей ревности к Татьяне. Какая мать не попрекает свою дочь, слишком приверженную к мальчишеским играм? Какой девчонке не влетало от самой любящей матери за то, что она пришла с улицы вся в грязи и с исцарапанными коленками? И где та мать, что не жалуется отцу на свою неисправимую, непослушную дочь? Татьяна принимала все эти упреки как должное. Но с некоторых пор у матери появилась новая черта. Лизавета стала равнодушной к ней. Равнодушной и настороженной.

Они еще по привычке продолжали звать друг друга мамочкой и дочкой, но за этими привычными словами таилась вражда, как будто каждая ждала нападения другой. И они уже нападали друг на друга — в осторожных словах и недомолвках, в скрытых взглядах и затаенной неприязни. Сколько неприятных черт неожиданно обнаружила Лизавета в Татьяне: горда, думает о себе много, скрытна, хитра, хоть притворяется наивной. Еще больше неприятного для себя находила Татьяна в матери: жадная, только и знает, что свой огород, и глаза колкие.

Игнат чувствовал вражду Лизаветы с Татьяной. В темноволосой девочке он угадывал свой характер и был на ее стороне. Все ему нравилось в ней. И то, что она любила землю, и то, что умела драться и в то же время была до наивности простодушна и добра. Вот только внешность Татьяны причиняла Игнату некоторое беспокойство. Худенькая, с неестественно вытянутой шеей, тонконогая, она мало соответствовала его представлению о девичьей красоте. Но кто может заранее сказать, какая сформируется из подростка девушка? Кто знает, может быть, вот эти тоненькие, словно без икр, ноги станут мускулистыми, сильными? Кто знает, может быть, эта чуть-чуть смешная длинная шея и вся ее фигура, прямая и лишенная каких-либо изгибов, приобретет с годами гордую осанку и необыкновенную женскую привлекательность? Даже он, считавший себя понимающим толк в бабьей красоте, не мог предвидеть, какова будет Танюшка через несколько лет. Для этого ему не хватало, как он серьезно считал, одного: он не был барышником. Это только барышники, покупая жеребенка, знают наперед, какая из него получится лошадь, из девчонки — невеста, а из невесты — жена. Все же кое в чем Игнат не сомневался. Хоть и тоща, но сильна внучка. И глаза тархановские — бедовые. Чем-чем, а глазами возьмет. Все в человеке меняется, только не глаза. Пока от старости не помутнеют.

Игнат открыто на сторону Татьяны не становился. Но она была для него круглой сиротой, ему хотелось чем-нибудь и как-то по-особенному порадовать ее, и он не нашел ничего более подходящего, как купить ей настоящий двухколесный велосипед. Он был не новый, сломанный, но в руках Игната он обрел жизнь, заблестел отникелированным рулем и сыграл немаловажную роль в дальнейшей судьбе Татьяны. Летним вечером она каталась на велосипеде у дома. И вдруг услышала, как сзади ее догоняет автомашина. И тут же увидела, как из калитки на край дороги выбежала трехлетняя соседская девочка. В мгновение надо было решить, что делать. Взять влево — самой попасть под автомашину, ехать прямо — сбить ребенка. Оставался один выход: круто свернуть вправо, в канаву, на огромный валун и какую-то торчащую из травы колючую проволоку. Видимо, в человеке есть не только инстинкт самосохранения, но и инстинкт самопожертвования, и именно он заставил Татьяну рвануть руль вправо. Велосипед полетел в канаву, на камень, а она, по инерции, — вперед, к ногам девочки. Когда Татьяна вскочила, она почувствовала, как кто-то схватил ее за руку и сильно ударил в плечо. Она оглянулась и увидела мужчину. Лицо его было испуганное, злое. Всю свою вину, что недосмотрел за ребенком, он возмещал на ней. Хорошо еще, что какой-то парень защитил ее. Сказал, что она герой. Но факт оставался фактом. Герою достались тумаки, герой нес на себе покалеченный велосипед с помятым передним колесом, и дома его ждала новая награда. Лизавета отругала за помятую машину, а потом, обнаружив, что Татьяна потеряла тюбетейку, выгнала на улицу.