Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза - [38]
Татьяна не была пламенной революционеркой, но зато она была идеалисткой и приняла революцию через этот свой идеализм. Да, много крови и много страдания, но все это происходит во имя всеобщего равенства и торжества справедливости. Неправильно же, когда одни просят милостыню, а другие купаются в золоте. Неправильно же, когда офицеры прилюдно бьют солдат по лицу, а те тянутся во фрунт и даже не имеют права закрыть лицо руками. И вообще в той прежней жизни было так много неправильного… В нынешней этого неправильного тоже хватает, но с каждым днем его становится все меньше и меньше, потому что страна движется к светлому будущему.
Свадьба, которую сыграли спустя год после знакомства, в ноябре 1927 года, совпала с грандиозными торжествами по случаю десятилетия Октябрьской революции. Свой первый юбилей советская власть отмечала с невероятным размахом. Всеобщее ликование (искреннее, надо заметить, ликование, потому что жизнь становилась все лучше и лучше) совпадало с настроением Татьяны. Она ощущала себя невероятно счастливой, настолько счастливой, что даже трудно было поверить в то, что это происходит с ней наяву. Членам драмкружка, который к тому времени уже стал фабричным театром, было поручено поставить пьесу из жизни Ленина. Стихов о вожде было написано великое множество, а вот с пьесами дело обстояло плохо. Пришлось обратиться к отцу. Иван Романович спросил, о каком периоде жизни Ленина следует писать. Татьяна выбрала 1895 год (биографию Ленина все знали наизусть, как катехизис[61]) – год создания «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»[62], который Ильич создавал вместе с Надеждой Крупской. На просьбу «немного оживить» пьесу отец понимающе улыбнулся и сделал все как надо – с человечинкой, с чувствами, но без уклона в буржуазную пошлость. Крупскую Татьяна сыграла сама, утвердили ее на эту роль единогласно. Спектакль показывали не у себя, а в клубе Электромеханического завода имени Владимира Ильича, который большинство народа и на десятом году революции называло по старой памяти заводом Михельсона. Татьяна невероятно волновалась – не подвели бы ученики – но все прошло замечательно. За два с лишним года ей все-таки удалось собрать и воспитать более-менее сносный актерский коллектив. Несмотря на все, как сказали бы сейчас, пролеткультовские «закидоны». Ганс сидел в первом ряду, хлопал громче всех и громче всех кричал «Браво!».
Да, в ноябре 1927 года Татьяна была на пике своего счастья. А после того, как достигнешь пика, начинается спуск вниз…
Татьяна умела печатать на машинке. Выучилась сама, когда это потребовалось для одной из ролей. Сначала собиралась просто научиться достоверно стучать по клавишам и двигать каретку, но незаметно для себя освоила печатание по-настоящему. Делов-то – запомни, где какая буква, и стучи по клавишам! Поэтому еще в Москве они с Гансом договорились, что она станет работать машинисткой в советском торгпредстве в Берлине. Туда брали далеко не всех, потому что эта работа считалась очень ответственной и была связана с секретными документами, но Ганс пользовался определенным весом, и, кроме того, за Татьяну замолвил словечко сам Рубен Катанян, тот самый Катанян, который в 1920 году был начальником политотдела Политуправления Реввоенсовета. В 1927-м Катанян занимал высокий пост в Прокуратуре РСФСР, но до этого он успел недолго поруководить советской внешней разведкой и побыть генеральным консулом СССР в Берлине. Уйдя в Прокуратуру, Катанян в какой-то мере продолжал быть причастным к германским делам (ведь бывших разведчиков не бывает, не так ли?), и потому для него не составило труда помочь Татьяне.
Берлин оказался совсем не таким, как виделось из Москвы, и работа оказалась совсем не такой, как ожидала Татьяна. Атмосфера в постпредстве была невероятно напряженной. Все друг друга подозревали, начальство постоянно твердило о бдительности, на выходе Татьяну через день обыскивали, проверяя, не выносит ли она какого-нибудь документа, работать приходилось быстро, много, и попробуй только сделать где-нибудь ошибку. Букву еще можно не ту поставить, но если переврать какую-нибудь цифру, то придется доказывать, что ты сделала это случайно, а не намеренно исказила данные. Документы получались под расписку, сдавались тоже под расписку, да что там документы – использованные копирки тоже надо было сдавать под расписку, ведь по ним можно было прочесть то, что печаталось. Время от времени к столу машинистки подходил кто-то из проверяющих и начинал сосредоточенно копаться в ведре для мусора, проверяя, не выброшено ли туда что-то важное. У каждой машинистки было свое пронумерованное ведро…
Привыкнуть к новой работе было можно, несмотря на то, что она разительно отличалась от руководства драмкружком и совершенно не соответствовала характеру Татьяны. 1930 год, Советская страна окружена врагами, в самой Германии обстановка крайне сложная… Но Татьяне казалось, что в трудной ситуации сотрудники торгпредства должны помогать друг другу, должны держаться вместе, а не есть друг дружку поедом и не стучать начальству о каждом сделанном шаге, о каждом сказанном слове.
Перед вами – один из самых увлекательных романов Андрея Шляхова. Холодный кафельный пол, угрюмые санитары, падающие в обморок студенты-медики. Бывалый доктор Данилов оказывается в морге, к счастью пока как сотрудник этого таинственного учреждения. Изнанка жизни патологоанатомов еще страшнее, чем видится нам, простым обывателям. Вперед, в царство Аида, только не оглядывайтесь и не закрывайте книгу – все самое интересное только начинается.
Эта книга предназначена для тех, кто не привык киснуть перед телевизором или зависать над смартфоном. Она для любознательных людей, которые готовы дать пищу уму, вспомнить давно забытое или узнать что-то новое. Эта книга – не учебник, не руководство и не задачник, а сборник бесед на химические темы. Форма подачи материала легкая и ни к чему не обязывающая. Каждая глава начинается с чего-то «отвлеченного», что на первый взгляд может вообще не иметь никакого отношения к химии, а затем разговор от отвлеченного переходит к конкретному.
Кожно-венерологический диспансер — самое таинственное из всех медицинских учреждений. Здесь не задерживаются те, кто не умеет держать язык за зубами… Доктор Данилов думал, что нашел спокойную работу, но очень скоро понял, что он ошибся. Сифилис и гонорея излечимы, глупость — нет.КВД — это место, где надо всегда быть начеку. Стоит однажды расслабиться — и ты пропал. Но самое интересное в кожно-венерологическом диспансере — это не диагнозы, а причины заболеваний. Вот тут-то и начинается самый настоящий триллер с элементами комедии.
Покидая Москву, доктор Данилов и представить не мог, в каких условиях ему придется работать в провинции. Ужас, ужас. Ужас и еще десять раз ужас — вот что такое сельская больница. Столичная медицина отличается от провинциальной ровно настолько, насколько Москва отличается от всей остальной России.Но, тем не менее, и здесь живут люди. Если попадете в Сельскую больницу, не спешите отчаиваться. Некоторым счастливчикам удается выйти отсюда живыми…
Склиф – это не институт и не больница. Это особый мир. Доктору Данилову посчастливилось» устроиться на работу в место, которое называют и «Кузницей здоровья», и «Фабрикой смерти», и «Главной помойкой Минздрава».Вы знаете, сколько существует способов самоубийства и что делают с несостоявшимися смертниками врачи? Что хуже – отравиться дорогим героином или дешевым нашатырем? Герои и подлецы, циники и святые…Некоторые говорят, что Склиф – это нечто среднее между бойней и церковью.Сколько можно продержаться в главном институте Скорой помощи Данилов не знал, тем более, после одного страшного случая.
Много куда закидывала судьба доктора Данилова, но выступать в роли судебного эксперта ему еще никогда не доводилось. Впрочем, выступить ему так и не довелось, но он старался сделать все возможное для защиты несправедливо обвиненного коллеги… «Правосудие торжествует даже в тех случаях, когда у него нет для этого оснований», говорил Конфуций.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.