Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза - [20]

Игорь Северянин, «У бездны»

В марте 1919 года, выступая на митинге рабочих, матросов и красноармейцев города Петрограда, Владимир Ульянов-Ленин сказал: «Наши победы на Дону стали возможны исключительно благодаря усилению партийной и культурно-просветительной деятельности в рядах Красной армии. Это вызвало психологический сдвиг, и в итоге наша Красная армия завоевала для нас Дон».

Партийной и культурно-просветительной… Два этих понятия вождь и теоретик большевизма поставил рядом не случайно. Культурно-просветительной деятельности среди народных масс большевики придавали огромное значение. В Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) существовало великое множество передвижных театров, актерских коллективов, которые выступали «на выезде», сегодня здесь, а завтра – там. Театры эти были разными – бригадными, армейскими, фронтовыми, но выше и значительнее всех прочих был передвижной театр Политического управления Революционного военного совета республики, впоследствии переименованного в Главное политическое управление РККА. В годы Гражданской войны этот театр можно было без преувеличения назвать главным театром молодой Советской республики.

До революции путь на сцену был долог и тернист. Не всем, далеко не всем актерам везло так, как юной Тане Пельтцер. Многие после окончания театральных курсов и школ упрашивали антрепренеров взять их в труппу (новичков брать остерегались – кот в мешке), а затем долго играли «на выходах». Иначе говоря, выходили, говорили что-то вроде «Приехал барин» или «Кушать подано» и уходили. Вот и вся роль. А часто могли выйти только для того, чтобы подать пальто или же пройтись с веником по сцене. У некоторых «на выходах» так вся жизнь и проходила.

После революции попасть на сцену не составляло никакого труда, было бы желание (и соответствовало бы происхождение). Двери революционных театров были распахнуты настежь перед рабоче-крестьянской молодежью. Но на одном энтузиазме, как известно, далеко не уедешь. Неопытных артистов надо было учить, поэтому практически при всех революционных театрах имелись актерские курсы.

На втором году советской власти Иван Романович сделал головокружительную карьеру – стал режиссером и актером передвижного театра Политуправления Реввоенсовета, а заодно и руководителем актерских курсов при театре.

С какой стороны ни взгляни, это была неслыханная удача. Во-первых, высокий статус режиссера театра при Главпуре (так сокращенно называлось Главное политическое управление) служил чем-то вроде охранной грамоты, весьма необходимой сыну купца первой гильдии в те неспокойные годы. Во-вторых, пайки в театре были не просто армейскими, а усиленными, поскольку театр относился к Главпуру. Лучше этих пайков были, пожалуй, только совнаркомовские. Кроме того, после каждого выступления в армейских коллективах артистов было принято чем-нибудь угощать. В знак признательности. Люди приехали, старались, надо же отблагодарить. Иногда кормили на месте, иногда давали что-то с собой, но всякий раз, то есть – каждый день, что-нибудь да «обламывалось бонусом», как сказали бы в наше время. В-третьих, театр при Главпуре хорошо снабжался всем необходимым для постановок. «Хорошо» по понятиям того времени, но все же были материалы для декораций, были краски, имелась возможность шить костюмы. Для педантичного и страстно влюбленного в театр Ивана Романовича это имело огромное значение. Он не мог, образно говоря, «играть в лаптях на телеге», то есть обходиться без декораций, костюмов и прочих непременных театральных атрибутов. Кроме того, декорации и костюмы позволяли ставить не сцены, а полноценные спектакли. Правда, делать это следовало с великой осмотрительностью, чтобы избежать обвинения в протаскивании буржуазного искусства на революционную сцену.

Иван Романович, по уже упоминавшимся выше причинам, был крайне осмотрительным человеком, но однажды, что называется, дал маху. Решил поставить лесковскую «Леди Макбет Мценского уезда». Интересное драматическое произведение, обличающее нравы в купеческой среде, по мнению Ивана Романовича, должно было понравиться и зрителям, и начальству. Но после первой же репетиции произошел скандал. Кто-то из артистов (кто именно, так и осталось невыясненным) настучал начальству, что режиссер Пельтцер ставит идейно вредную пьесу, в которой пролетарий попадает под купеческое влияние. Посмотреть на лесковское произведение с такой точки зрения Иван Романович не догадался. К счастью, начальник просветительного отдела Политуправления Реввоенсовета, которому подчинялся передвижной театр, ограничился тем, что приказал прекратить репетиции вредной пьесы. Пельтцера ценили и берегли. Возможно, сыграло роль и то, что у него вдруг обнаружился высокий покровитель.

Покровителя звали Рубен Павлович Катанян, и был он начальником политотдела (самого важного и ответственного отдела) Политуправления Реввоенсовета, а затем стал заведующим агитационно-пропагандистским отделом ЦК РКП(б), а затем начальником Иностранного отдела Всероссийской чрезвычайной комиссии при Совете народных комиссаров РСФСР… Короче говоря – чуть ли не небожитель, но в начале века, когда Иван Романович служил у Корша, этот небожитель учился на юридическом факультете Московского университета, часто бывал в театре, запомнил понравившегося актера Пельтцера и узнал его пятнадцать лет спустя.