Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза - [14]

Кто тогда мог знать, что Первая мировая война плавно перейдет в Гражданскую и на одной шестой части тверди земной будет твориться черт знает что?

Глава пятая Отталкивающее очарование Великого немого, или «Пельтцер с перцем»

Сюжеты комедий и комических фильмов были в большинстве случаев незамысловаты. Все они строились на глупых положениях или на контрастах. Герои комических гнались друг за другом, падали в речку или в грязную лужу; жена избивала мужа, приходившего домой пьяным; героя обливали водой при проходах его по улицам и садам; муж (что было обычным сюжетом) ссорился с тёщей, ссора оканчивалась, как всегда, дракой и победой тёщи. Известный американский комик Поксон, весивший около восьми пудов, почти всегда играл вместе с очень худой актрисой, изображавшей его жену. Такой контраст вызывал гомерический хохот зрителей при первом же появлении актеров на экране…

Форестье Луи, «Великий немой. Воспоминания кинооператора»

Кинокартины в то время снимали быстро, за несколько дней. Ставили в павильоне декорацию, отчеркивали мелом на полу линию, за которую актерам нельзя было выходить, режиссер зачитывал актерам отрывок из сценария, разочек-другой наскоро репетировали сцену и снимали ее. Переснимали только в случае явного брака. Сняв одну сцену, переходили к другой и так до тех пор, пока декорация не была полностью «отработана». Тогда ставили другую и весь процесс повторялся. Ни о каком вхождении в образ и речи быть не могло. Актеры снимались, не имея никакого представления о сценарии, который им зачитывал режиссер. Отснятые куски-сцены склеивали по порядку действия, перемежая их надписями, и картина считалась готовой к прокату. О монтаже речи не шло, только о простой склейке.

Любое новое, еще не обросшее сводом правил и законов дело неизбежно привлекает к себе чудаков, которые начинают делать все по-своему. Был в начале века довольно известный режиссер Василий Гончаров, бывший железнодорожный служащий со склонностью к сочинительству. Гончаров специализировался на исторических постановках и инсценировках из русского быта. Однажды он предложил одному из пионеров-основоположников российского кинематографа Александру Ханжонкову поставить картину на русскую тему. Ханжонков согласился. Далее предоставим слово самому Александру Алексеевичу: «Ранним зимним утром мы приехали в Народный дом. Все участвующие были налицо. Чувствовалось, что они горят желанием приступить к делу! И вот актеры одеты в чудные боярские костюмы, загримированы, можно начать генеральную репетицию. Я это и предложил сделать Гончарову, но к своему ужасу увидел нечто совершенно невероятное: актеры, которыми я неоднократно любовался в исполнении ими самых разнообразных ролей на сцене, здесь вдруг превратились в каких-то марионеток, подергиваемых ниточками слишком быстрой неумелой рукой. Так например, в «Русской свадьбе» стоят с иконами в руках почтенные родители в одном углу комнаты, а новобрачные в другом, и по окрику режиссера «Благославляйтесь!» молодые срываются с места, почти бегом приближаются к родителям и падают им в ноги, затем вскакивают, как попавшие на горячую плиту, и мчатся обратно в свой угол! Эта молодая пара объяснила мне, что так их обучал режиссер с секундомером в руке. О, лучше бы он не обучал! Немало прошло времени, пока удалось их всех отучить от внушенной им поспешности и убедить, что для экрана игра бывает только тогда хороша, когда движения действующих лиц вполне естественны»[22].

Разок побывав на съемках, куда ее с разрешения режиссера провел отец, Таня ужаснулась – ну разве это искусство? У Синельникова подолгу не репетировали, но все же ре-пе-ти-ро-ва-ли! Входили в образ, отрабатывали то, что сразу не получалось, «сыгрывались»… А тут! Раз-два-три – и переходим к следующей сцене. Героиня только что умерла от рук коварного убийцы, а в следующей сцене разыгрывается их знакомство! Попробовал бы кто у Синельникова во время репетиций переставить сцены местами! Получил бы с двух сторон – и от самого Николая Николаевича, и от актеров за срыв репетиции. «Нет, кинематограф – это не искусство!» – думала Таня.

В театральной среде начала XX века к кинематографу было принято относиться со снисходительным пренебрежением, считая его не искусством, а забавой, которая сродни волшебному фонарю. Да и забава-то так себе – ни цвета, ни звука, ни ощущения живого действия… То ли дело театр! Актеров, которые снимались в кино, их коллеги снисходительно презирали – надо же, до чего докатились! И немного жалели – вот уж довела человека жизнь до кинематографа, пропал актер. Выражение «торговать лицом», кажется, вошло в речь именно в то время. «Да разве она актриса?! Она же лицом торгует!» – говорили о Вере Холодной, Софье Гославской, Вере Каралли и других звездах немого кино. Понимать следовало так: все, что есть у них, – это красивое личико, больше ничего ценного. Выражение вызывало аллюзии как с торговлей телом, так и торговлей вообще, подчеркивая сугубо коммерческий характер кинематографа. В кинематографе торговали лицом, в театре служили искусству, служили Мельпомене. Почувствуйте разницу.