Татуированные души - [8]

Однажды вечером, не найдя брата у порога, я решил, что он пошел на встречу с желтолицей дамой. Облегченно вздохнув и аккуратно сняв шлепки, я переступил через порог. Я вошел в дом и только тогда заметил… Безумный взгляд… Почти закатившиеся глаза… Я увидел, как брат, все мышцы которого распирала ярость, бросился на меня. И начал бить. Кулаками. Резкий удар в живот, еще один по ребрам, после того, как я упал, — удары ногами по спине. Оскорбления, которые должны были заставить меня встать на ноги. В тот день произошло то, чего я боялся больше всего на свете.

Брат продолжил дело матери.

Она уехала, боясь, что убьет меня. И вызвала умственное расстройство у своего сына для того, чтобы он выполнил грязную работу вместо нее.

С той среды брат ждал уже не возвращения матери, он ждал моего возвращения. Каждый вечер он меня истязал. Утром я вставал. Поскольку он не бил меня по лицу, я мог продолжать ходить на работу: рискуя умереть от жары, я просто прятал синяки под одеждой, скрывавшей абсолютно все мое тело.

Мне оставалось дождаться дня, когда он решится меня добить.

Господин Джонс всегда держится очень прямо. Его высокий лоб и улыбка говорят о том, что он хороший человек. Он не похож на остальных фарангов[12], которые живут в кемпаунде. Он не кричит, как это постоянно делает госпожа Мартен, чтобы укрепить свой авторитет. Он не унижает слуг, как господин Клаусмейер. Он всегда говорит спокойным голосом и одобрительно похлопывает меня по спине, когда, вернувшись с работы, видит свой дом безукоризненно чистым. Я работаю у него два года, и за это время он ни разу не повысил на меня голос. Даже тогда, когда мое избитое накануне тело подводило меня и я появлялся за оградой кемпаунда с опозданием больше чем на час. Он просто ограничивался замечанием и больше не возвращался к этой теме.

Сегодня я вхожу в его дом вовремя: в семь часов тридцать минут. Я снимаю в прихожей шлепки, оставляю их на крыльце, закрываю за собой деревянную дверь и иду на кухню. Кухня очень просторная, она одна гораздо больше всего нашего домика. Посередине ее стоит большой деревянный стол, слева от входа находится широкое окно от пола до потолка, через которое видно бирюзовую воду бассейна. Когда я вхожу по утрам на кухню, я почти всегда улыбаюсь. Я чувствую себя здесь как дома. Я могу открыть холодильник и позволить его холоду нежно освежить мне лицо. Я имею право пользоваться бытовыми приборами, которые всегда зачаровывали меня. Разнообразные кухонные машины мурлычут, выжимая фруктовый сок. Я могу смешать розы с помидорами, одуванчики с лимонами. Господин Джонс меня даже поощряет к этому. Он обожает находить в своей тарелке необычные сочетания продуктов и пробовать их.

Вчера вечером, перед моим уходом, он попросил меня приготовить ему яичницу с беконом и фасолью, а обычно довольствуется несколькими тостами с джемом, который он покупает в гостинице «Регент». Я знаю, что если господин Джонс заказывает обильный завтрак, это значит, что он будет есть его не один, мне нужно приготовить две порции и не забыть оставить лимонов для той, что делит его постель. Я зашел к старому китайцу Чонгу, который держит лавочку поблизости. Он открывается рано утром и закрывается поздно вечером, что сделало его очень популярным среди соседей. Я купил у него дюжину яиц и очень свежего сала. Я кладу продукты на стол и принимаюсь за работу. Когда я готовлю, я чувствую себя в безопасности. Я не боюсь вставать спиной к двери, не боюсь быть застигнутым врасплох, не прислушиваюсь к хриплому дыханию и к проклятиям, произносимым сквозь зубы… Мне ничего не грозит.

Мне хорошо у плиты.

Мое тело двигается свободно, руки расслаблены.

Когда я вхожу в помещение кухни, я понимаю, что когда-нибудь моим пыткам наступит конец. Что однажды я найду в себе смелость надолго распрямить тело, расправить плечи и гордо поднять голову.

— Здравствуй, Пхон.

Звук ее голоса всегда вызывает у меня улыбку. Она просто произносит мое имя, и это наполняет меня новыми силами. Потому что она произносит его с нежностью.

— Здравствуй, Нет. Как спалось?

Ее длинные волосы растрепаны, она надела шелковый халат господина, который распахивается при ходьбе. У нее громкий голос, и она всегда обнажает свое тело настолько, чтобы можно было понять, насколько оно прекрасно.

— Джонс храпит так, что можно подумать, будто пушка стреляет. Ночью мне показалось, что в дом сейчас ворвется гроза. А потом я поняла, что гром грохочет рядом со мной.

Она хохочет, и я думаю, что в ней, наверное, есть примесь чужой крови. Тайцы не меняют тональность голоса. Они смеются на одной ноте. А ее связки вибрируют и издают высокие звуки, приводя в движение кадык на изящном горле… Ее смех напоминает пение птицы.

— Ты приготовил мне лимонный сок?

— Нет еще. Но это займет всего минуту.

Я оборачиваюсь к столу, переворачиваю шипящий в масле бекон и достаю лимоны из пластикового пакета. Нет мягко скользит по полу на кончиках пальцев и приближается ко мне. Мне иногда кажется, что ее пятки никогда не касаются земли. Она так привыкла ходить на каблуках, что и босая ходит на цыпочках.