Тарзанариум Архимеда - [89]

— Штольц, — тихо прошептал Арданьян и Барбикен с Кондратюком удивленно взглянули на него: это было первое слово, произнесенное Пьером после выхода из подземелья ракетного завода.

— Чего? — не понял Володя.

— Штольц, говорю. Помните, я рассказывал, как меня арестовывали?

Барбикен присвистнул. Кондратюк настороженно замер, а потом спросил:

— Так это вы его так, Пьер? С лицом?

Тот пожал плечами:

— Может быть. Он меня пока не узнал, но узнать может. А, может, и нет. Черт его знает. — Арданьян повернулся к друзьям и лихорадочно зашептал: — Бежать надо, ребята. Срочно бежать! Пока шанс есть. Если нас действительно, как дядя Жора говорит, на какой-то балтийский остров закинут, то оттуда мы не сорвемся. Пока оглядимся, пока то да се, а там уже и зима. Придется следующего лета ждать. Можно и не дождаться. Сейчас бежать нужно! По дороге. Чем нас везти будут, не говорил Штольц?

Кондратюк, еще не отошедший от спора с Владимиром, угрюмо пожал плечами.

— Неизвестно, значит. Но я думаю, что до побережья — поездом. Нужно готовиться.

Но готовиться им не пришлось. Потому что ни о каком поезде, оказывается, и речи не было. Потому, что немцы с первых дней войны поняли, что скорость — залог успеха. Потому, что их, видимо, хотели поразить раз и навсегда. Потому, что когда их вытянули из машины под слепящие лучи прожекторов, они не сразу, но поняли, что находятся на небольшом аэродроме.

Барбикен зло покусывал губы. Арданьян, понявший, что шансы на побег сведены до ноля, снова ушел в себя. Кондратюк украдкой, но заинтересовано, поглядывал по сторонам. И потому, когда увидел то, к чему их вели, только и смог, что сильно толкнуть Владимира рукой в бок. Но тот уже и сам пораженно замедлял шаг. Пьер же вообще на мгновение остановился, из-за чего получил удар по пояснице от, идущего сзади, охранника.

А впереди, за спинами группы эсэсовцев, идущих им навстречу, в призрачно-голубоватом освещении аэродрома поблескивал серебристой поверхностью огромный диск, опирающийся на четыре полутораметровые лапы-стойки.

— Эт-то что… — начал было Барбикен, но Арданьян перебил его.

— Тантор, — выдохнул он, останавливаясь вместе со всеми по приказу, прокарканному сзади. — Тантор, — повторил тоскливо. — Добрался таки Штольц… Как же это он?

Эсэсовцы негромко разговаривали чуть в стороне, передавая друг другу какие-то бумаги. Правда, один из них замер с нервно поднятым стволом шмайсера, наблюдая за заключенными. Вдалеке послышался шум автомобильного двигателя. Арданьян остановившимся взглядом уперся в открытый люк в нижней части борта тантора, из которого выскользнул человек в таком же сером комбинезоне, как и у них, и начал что-то прикручивать, заглядывая под диск аппарата.

Автомобильный мотор замолк. Хлопнули дверцы. Кто-то подошел сзади тяжелой поступью и остановился возле Арданьяна. Тот оглянулся через плечо. Двуликий Штольц смотрел ему прямо в глаза. И Пьер не выдержал.

— Делай, как я, — заорал он и, резко развернувшись на месте, изо всех сил ударил своим лбом в ненавистную рожу.

Штольц заскулил и согнулся, схватившись обеими руками за лицо. А Арданьян уже сбивал его с ног и бросался прямо на дуло шмайсера, замедленно разворачивающегося на него.

— В тантор! — орал он на ходу. — Ребята, прыгайте в тантор!

Ему казалось, что он видит, как раскаленная пуля медленно выползает из короткого ствола и начинает свой смертельный полет. Поднырнул под нее, метнулся в сторону и сбоку налетел на охранника, одной рукой хватаясь за автомат, сгибом второй перехватывая горло противника и всем телом разворачивая его по направлению к группе ошарашенных эсэсовцев. Да, все-таки скорость — большое преимущество.

Охранник хрипел. Шмайсер выплевывал неровные очереди в падающие тела. Барбикен бежал к тантору, видя, как вырастает перед ним растерянная фигура в сером комбинезоне. Кондратюк топтался на месте, совершенно не соображая, что же происходит.

Автомат смолк, расстреляв всю обойму. Полузадушенный эсэсовец хрипел на черной траве. Тень Арданьяна метнулась сквозь свет прожекторов, схватила Кондратюка за шиворот и потащила к диску, возле которого обезумевший Барбикен бил механика — пилота? — головой о серебристый борт аппарата. После каждого удара на нем оставались окровавленные вмятины.

Вдалеке раздались одиночные, но быстро приближающиеся, выстрелы, перемешанные со злобными выкриками. Над головами пробарабанила пулеметная очередь. Но пуля, странным образом, обожгла не голову, а левую ногу Арданьяна. Не обращая внимания на боль, он буквально зашвырнул безвольное тело Кондратюка в люк, нырнул в него сам и закричал оттуда, одновременно на ощупь изучая систему закрытия входа:

— Володя, бросай это чучело к чертям собачьим! Ныряй сюда!

Барбикен в последний раз ткнул механика головой в борт — даже внутри все загудело! — и метнулся к входу. Вдалеке замерцал было свет фар приближающихся машин, но сразу был отсечен захлопнувшимся люком. Пьер быстро разобрался с системой его закрытия. Более того, он почти сразу же включил и внутреннее освещение.

Узкий проход. Кровь на полу из раненной ноги Арданьяна. Двери. Мерцание приборов пульта управления.