Тарзанариум Архимеда - [62]

Алкснис было замолк, но через несколько минут снова начал свое невнятное бормотание: очевидно, составление канцелярских документов давалось ему с трудом. Володька аж уши выламывал, вслушиваясь в приглушенные звуки.

— Характеристика объекта… Барбикен Елена Николаевна… Год рождения… Русская… Осуждена… Контрреволюционная деятельность… Статья… Психотип… Дата начала работы с объектом… Применяемые процедуры и медикаменты… Степень кодировки… Особенности… С устрашением перегнули, ну-ну… Время, прошедшее от последней активации…

В поле зрения Володьки мелькнула военная форма Кандубы. Тот, скрипя сапогами и половицами, прошел в его комнату. Владимир почувствовал, что начинает задыхаться в гробовине шкафа.

— Ну, что ж, милая, — откинулся Алкснис на спинку стула, — все хорошо… Все идет очень хорошо, — чуть ли не пропел он и крикнул: — Николай Федотович, раскодировать объект, или как?

— Да подожди ты со своими экспериментами! — раздался голос энкаведиста почти рядом со стенкой шкафа. Володька даже вздрогнул — Гнездо-то это, оказывается, совсем непростое. В нем надо бы хорошенечко покопаться. Вот, смотри.

И Володька увидел, как на столешницу, брошенная рукой Кандубы, упала, знакомая ему, книжка. И если до этого Вовка задыхался от нафталиновой духотищи, то сейчас он внезапно ощутил, как по телу поползла волна леденящего холода.

— Та-а-ак, — протянул Алкснис, взглянув на обложку. — Однако, это уже по вашей части, Николай Федотович.

— По моей, по моей, — хмуро согласился Кандуба. — А ну-ка, спроси у этой красавицы, что в доме еще контрреволюционного есть? И где лежит. Чтобы, понимаешь, на обыск времени не тратить.

— Это мы элементарно, — отозвался Алкснис, — это мы сию секунду… Третий. Задание. Доложить о наличии, а так же о местонахождении всего запрещенного советской властью и находящегося в этом доме. Выполнение — немедленно.

Владимир увидел, как рука матери слегка дрогнула. А потом раздался скрипучий — ее?! — голос.

— В доме хранится маузер покойного мужа Елены Барбикен. Месторасположение — тайник в верхней части платяного шкафа.

У Вовки оборвалось сердце.

— Ух, ты! — присвистнул Алкснис.

— А чего это она про Троцкого ни слова? — недоверчиво спросил Кандуба, но научный консультант не обратил внимания на его слова.

— Третий! Задание. Достать маузер покойного мужа Елены Барбикен из платяного шкафа. Выполнение — немедленно.

Володькино сердце вылетело из каких-то немыслимых глубин, стремительно увеличиваясь в размерах, сминая легкие и переполняя собой всю грудную клетку. Дышать стало невозможно. Дверца шкафа распахнулась и мама Лена, не обращая на задыхающегося сына ровно никакого внимания, начала что-то делать у него над головой. И это равнодушие было самым ужасным из всего, пережитого Володькой за этот бесконечный день. Потому что было неестественным для нее и отвратительным в своей неестественности. Глаза у Владимира расширились до невозможности и его взгляд стал мало чем отличаться от окаменевшего взгляда матери.

— Ух, ты! — снов присвистнул Алкснис, слегка привстав со стула.

Кандуба иронически разглядывал фигуру, забившуюся в шкаф перепуганным, ощетинившимся, но совершенно не опасным, зверем. Мама Лена что-то дернула, чем-то щелкнула, развернулась на месте, почти не сгибая ног, и, так и не взглянув на сына, снова замерла статуей, обтянутой по поясу застиранным фартуком. В руке у нее поблескивал тонкий и длинный ствол маузера. Словно жало какого-то механического насекомого.

Кандуба хмыкнул и поманил Володьку коротким расплющенным пальцем:

— А ну, давай шевелись, недоносок! Вылезай на свет божий. Хватит тут с нами в прятки играть. Сейчас мы с тобой играть будем.

Ну, что еще оставалось делать Владимиру? Он всей спиной оттолкнулся от затрещавшей стенки шкафа, разбрасывая в стороны одежду и взлохмаченным снарядом вылетая из него. Пригнул голову и пошел на таран. На таран сухощавой фигуры Кандубы. В траектории своего движения он на мгновение прикоснулся к плечу матери и мимолетно поразился его жесткости. Как у стенок тесного ящика, из которого он выпрыгнул.

Впрочем, жестким было не только плечо матери. Рука Кандубы, успевшего развернуть корпус и схватившего рычагом захвата Володькину шею, тоже напоминала металлические клещи.

— Пусти, пусти, — хрипел Володька, прижатый щекой к столешнице и скашивая глаза на проклятую брошюру, лежащую на ней, на жирное колено штатского и на удивительно неподвижный — ни одной складкой не шелохнется! — фартук матери.

А Кандуба уже бил его головой об стол, выдавливая с каждым ударом сквозь стиснутые зубы:

— Ты что видел, щенок? Что слышал? Откуда Троцкий в доме?.. Откуда, щенок?..

— Пусти… Пус… те…

— Да отпустите вы его, Николай Федотович, — еле слышно, словно из дальнего далека, донесся голос Алксниса, — убьете ведь парня. И что у вас за методы такие? Чуть что, рожей об землю. Мягче надо, Николай Федотович, мягче. Неужели нельзя с человеком по-хорошему поговорить?

И, поскольку Кандуба никак не отреагировал на его замечания, продолжая железной хваткой ломать Володькину шею, повысил голос:

— Прекратите, Кандуба! Я кому говорю! А то, видите ли, перепроверили они. Сына, видите ли, дома нет.