Тарзанариум Архимеда - [148]

— Ах, ты!.. — выдавил из себя Маккольн, плотно припечатывая подошвы к земле и перехватывая рукоятку пистолета обеими руками.

Но выстрелить он так и не успел. Короткий луч расплылся оранжевым сиянием, в которое быстро погрузилось каплевидное металлическое тельце. И исчезло в нем. А потом исчезло и само сияние. Между валунами заструилась сизая дымка, а внезапный порыв ветра дохнул на Маккольна запахом перегретого камня. Вокруг стало тихо-тихо. Только между валунов что-то слабо потрескивало да сердце Дэна глухо билось, пытаясь вырваться из грудной клетки.

Не опуская «магнума», Маккольн искоса посмотрел на летающую тарелку. Выпуклость снова заняла свое место, и аппарат казался таким же, каким Дэн увидел его в первый раз. Словно ничего не произошло.

Время от времени бросая на него недоверчивые взгляды, Маккольн осторожно приблизился к валунам. Между ними виднелось черное отверстие с оплавленными краями. Перехватив пистолет одной рукой, Дэн неуверенно приблизил к нему пальцы второй. И отдернул руку. Края отверстия были еще горячими. Непонятное создание каким-то непонятным образом закопалось в эту каменистую землю, проплавив ее поверхность. Тупо глядя на чернеющую нору, Маккольн пытался сообразить, что же делать дальше. Не мешало бы фонарем в нее посветить.

Обойдя на приличном расстоянии, не подающий признаков жизни, диск, Маккольн вернулся к грузовику. Достал из кабины мощный армейский фонарик. Поколебался и засунул пистолет в кобуру. А потом пошел назад. Растерянно потоптался возле тарелки и, осторожно протянув руку, легким движением ощупал ее поверхность.

Она была гладкой, прохладной и чуть скользкой, словно смазанной тонким слоем какого-то масла. Постучал по ней кулаком. Звук был глухим, как будто весь аппарат представлял собой цельную массу без каких-либо пустот. Пнул его ногой. Диск даже не шевельнулся. Вместо этого выпуклости по его краям начали наливаться зеленоватым, с голубыми отблесками, светом.

Маккольн испуганно отшатнулся от диска, но было уже поздно. Выпуклости на глазах превращались в ядовито-зеленые бородавки, а воздух внезапно наполнился тихим, на пределе слышимости, визгом. Визг быстро повышал свой тон, начиная острым лезвием разрезать изнутри ушные раковины, и Дэн, каким-то звериным чутьем ощущая то, что сейчас произойдет что-то ужасное, бросился в сторону валунов, пытаясь спрятаться от ними от визжащего металла.

Вовремя попытался. Визг прекратился так же внезапно, как и начался. На мгновение наступила тишина, режущая уши не менее, чем звук, предшествующий ей. А потом пространство глухо охнуло, земля вздрогнула, и Маккольна со всего размаха бросило на нее, обсыпая чем-то твердым, колючим, режущим и бьющим. А еще потом все это твердое, режущее и бьющее, начало проваливаться вместе с телом Маккольна куда-то вниз, в грохочущие недра этой планеты.

Потом эти недра сомкнулись над Дэном и сколлапсированное пространство раздавило собою время. Маккольн не помнил, сколько он находился в этом безвременьи, которое постепенно наполнялось какими-то рваными звуками. С трудом приходя в себя, Дэн прислушался и внезапно понял, что это — стон. Его собственный стон. Вместе с пониманием этого пришла боль.

Он попробовал шевельнуться и не сразу сообразил: то ли это вяло качнулось его тело, то ли тяжело всплеснулось упруго-ртутная планета. Открыл глаза. Прямо над ним светлело пятно внушительного отверстия. И было до него метров десять. Не меньше.

Дэн двинул головой, ощущая на затылке твердую пуговицу ментоусилителя, вставленного когда-то туда вечно хмурым доктором Блейком. Пуговица была на месте. Вырвать ее можно было только вместе с мозгом. Мозгом, который все больше и больше начинал паниковать пульсирующей болью по мере того, как Дэн ворочал головой, оглядывая стенки колодца, в который он провалился после взрыва летающей тарелки. А в том, что она взорвалась, Маккольн почему-то не сомневался.

Стенки же были отвесны, шершавы и с болтающимися на них покореженными листами пластика, который, очевидно, недавно плотно покрывал их. Пластика совершенно не было только вверху, там, где колодец суживался к туманно светящемуся отверстию. На его фоне застыла огромная звезда. Маккольн вспомнил, что из глубоких колодцев небо видно очень четко. И потому не удивился ее размерам. Он удивился другому — ее цвету. Звезда была черной.

— Эй, Маккольн, привет! — крикнула звезда. — Ты как? Не зашибся?

И Маккольн понял, что это — голова человека, заглядывающего в провал колодца.

— Раджив? — прохрипел Дэн, заново учась слышать свой голос.

Голова молчала.

— Раджив!.. Брат… Слава богу! Вытащи меня отсюда…

Голова продолжала молчать, неподвижно замерши на фоне белесого неба. Маккольн ощутил, что, успокоившееся было чувство панического страха, снова запульсировало в районе ментоусилителя.

— Раджив, — дернулся он, выворачивая тело из-под обломков породы, — какого черта ты молчишь? Веревку, веревку давай!

С невидимой для Дэна стороны колодца, расположенной за его головой, послышался какой-то звук. Ему показалось, что это — плеск воды. Черт, галлюцинаций еще не хватало! Он снова задергался, почувствовав, как боль из головы хлынула в каждую клеточку избитого тела. Но само тело оставалось неподвижным. Единственное, что мог сделать Маккольн, это вывернуть криком свое горло: