Тарзан в Пеллюсидаре - [51]

За время пути Ован постепенно отбросил свои подозрения в отношении незнакомца и разговаривал с ним, как с членом собственного племени. Заметив глубокие раны от когтей типдара на теле нового друга, он не отставал от Тарзана, пока тот не рассказал ему свою историю. Подвиг человека-обезьяны произвел на него такое впечатление, что всю оставшуюся дорогу мальчик вслух восхвалял отвагу, силу и находчивость человека-обезьяны в такой ситуации, из которой ни один из знакомых ему воинов не мог бы рассчитывать выпутаться живым. Заметив покраснение вокруг ран Тарзана, Ован сообразил, что они, должно быть, причиняют немалую боль, и у первого же попавшегося ручья настоял, чтобы Тарзан позволил ему промыть раны и положить на них лекарственные травы, которые Ован набрал рядом с ручьем. Он разжевал их во рту и приложил к воспаленным местам, уверив Тарзана, что боль скоро пройдет. Боль от ран оказалась жалким подобием той агонии, в которую повергло человека-обезьяну наложение «целебных» трав, но мальчик, хорошо знавший о действии снадобья, как ни старался, не смог заметить даже тени страдания на бесстрастном лице человека-обезьяны. Его восхищение новым знакомым стало еще сильнее.

— Сначала будет больно, — сказал он извиняющимся тоном, — но потом станет легче и заражения можно будет не опасаться.

Мальчик оказался прав. Некоторое время Тарзан испытывал невероятное страдание, но постепенно боль улеглась, и он даже думать забыл о своих ранениях.

По дороге Тарзан задержался в небольшой рощице, чтобы вырезать себе новое копье и сделать дюжину стрел. Ован очень заинтересовался стальным ножом человека-обезьяны, но на стрелы глядел свысока, назвав их «игрушками для грудного младенца». Когда же Тарзан с помощью такой «игрушки» снял со скалы горного барана, мальчик проникся величайшей почтительностью к обладателю столь удобного оружия и чуть ли не со слезами принялся умолять, чтобы Тарзан и его научил им пользоваться.

Юный Ован пришелся по сердцу человеку-обезьяне. Они быстро стали друзьями. В мальчике были налицо все столь дорогие сердцу Владыки Джунглей черты дикого животного, и в то же время в нем не было пороков, свойственных современным детям, в частности, болтливости.

— Вот мы и пришли, — объяснил Ован, остановившись на краю пропасти. — Внизу лежат пещеры Клови. Я надеюсь, что Аван, вождь племени, примет тебя как друга, но обещать я ничего не могу. Для тебя может быть лучше будет пойти своей дорогой и не спускаться к пещерам Клови. Я не хочу быть свидетелем твоей смерти.

— Меня не убьют, — уверенно заявил Тарзан. - Я иду как друг.

Однако, в глубине души, он понимал, что шансов на то, что эти дикари примут его как своего, у него немного.

— Ну что ж, пойдем, — сказал Ован и начал спускаться.

Крутая горная тропка постепенно превратилась в широкую, хорошо ухоженную дорогу, ведущую ко входу в ущелье. Видно было, что к ее благоустройству приложили руки целые поколения людей. Спустя некоторое время Ован негромко свистнул. В ответ послышался такой же свист, а когда двое путников обогнули округлую скалу, глазам Тарзана открылась высокая стена с широким карнизом в основании, усеянная темнеющими отверстиями пещер.

На карнизе, занимавшем площадь не менее двух акров, собралось около сотни мужчин, женщин и детей. Все глаза были повернуты в их сторону. Увидев Тарзана, воины повскакали с мест, хватаясь за копья и ножи. Женщины в тревоге хватали детей и спешили увести их с открытого места в пещеры.

— Не бойтесь! — закричал мальчик. — Это идет Ован со своим другом Тарзаном.

— Убить его! — прорычал один из воинов.

— Где Аван, вождь племени? — громко спросил мальчик, не обращая внимания на недоброжелательные возгласы.

— Вождь Аван слушает тебя, — послышался не громкий, но уверенный голос.

Тарзан повернул голову и увидел стройного загорелого мужчину, появившегося около входа в одну из пещер.

— Кого ты привел к нам, Ован? — спросил вождь. - Если это пленник, то почему он при оружии?

— Он не пленник! — горячо воскликнул Ован. — Он чужеземец, но не питает враждебных чувств к народу Клови. Он пришел с миром.

— Он — чужак, — возразил Аван, — и этого достаточно, чтобы убить его. Он знает теперь дорогу к пещерам Клови, и мы не можем оставить его в живых, иначе он приведет сюда своих соплеменников.

— У него нет соплеменников в Пеллюсидаре, — объяснил Ован, — и он не знает дороги в свою страну.

— В таком случае язык его лжив, — уверенно заявил вождь, — так как все мы знаем, что такое невозможно. Нет такого человека, который не мог бы найти дороги в свою родную страну. Отойди в сторонку, Ован, я сейчас прикончу этого проходимца.

Мальчик не послушался отца. Вместо этого он сделал шаг вперед и загородил грудью своего спасителя.

— Каждый, кто захочет убить друга Ована, должен будет сначала убить самого Ована! — отважно заявил он.

Высокий воин, стоявший рядом с вождем, предостерегающе положил руку ему на плечо.

— Твой сын всегда славился своей рассудительностью, — сказал он, — и всем известно, что он далеко обогнал по уму своих сверстников. Если он называет незнакомца своим другом и готов пожертвовать своей жизнью в его защиту, самое малое, что мы можем сделать, — это выслушать его.