Танковый десант - [23]

Чем можно объяснить этот артналет? Только тем, что кто-то, видимо Белан, дал неверные координаты, перепутал холмы, а может быть, просто не умел читать карту. Залп мог вывести из строя всю роту, как это было в Скалате, когда от огня «катюш» 2-й и 3-й батальоны понесли значительные потери. Из штаба батальона запросили по телефону результаты залпа «катюш», и я сообщил, что удар пришелся по пустому месту и по роте, но потерь нет, и что ударить надо левее. Больше «катюши», однако, огонь не вели. Через некоторое время после налета солдаты доложили мне, что саперы хотят взорвать единственный мост через речку. Саперы подтвердили, что у них есть такой приказ, а из батальона мне по телефону приказали не мешать саперам взрывать мост и объявили, что связь со мной прекращается и телефонисты обязаны покинуть меня вместе с телефоном и кабелем.

Я возмутился, но мне сказали: «Так надо». Я подумал: «Ну и черт с вами», но выразился более определенно в адрес командования, с матерком. Вообще, на войне офицеры нашей роты если и ругались матом, то только в крайних случаях. Попусту не сквернословили и матом людей в атаку не поднимали. Пойдя к саперам, я обратился к их старшему с просьбой взорвать только ту часть моста, которая соприкасалась с западным берегом, примерно половину, а восточную часть оставить на всякий случай. Саперы пошли мне навстречу и сделали так, как я просил.

Меня оставили как смертника с ротой из 25–30 человек, в которой половина солдат была необученная и необстрелянная, даже не принявшая Присяги. Ни станковых пулеметов у нас не было, ни ручных. Мост этот стратегического значения не имел, поскольку грузоподъемность его была малая. Село Доброполье тоже не имело никакого значения, находясь в низине, между высокими берегами реки Стрыпа. Я и сейчас не понимаю, о чем думало командование батальона или бригады, оставляя роту на западном берегу удерживать буквально пятачок. Средств усиления в батальоне и бригаде после ожесточенных боев до р. Стрыпа не было, но все знали, что противник подтянул свежие резервы, превосходящие бригаду по силам.

Саперы, покидая нас, пожелали нам выжить, выразили сочувствие и сказали, что их вины нет. Вид у них при этом был такой, словно они прощались с нами навсегда, – видимо, они считали нас смертниками. Приказ я выполнил, а куда денешься – приказ есть приказ.

Не буду себя хвалить, но я уже был стреляный воробей и не собирался отдавать солдат и себя на смерть и не надеялся на счастливый случай. Полагая, что выстоять на этом берегу все равно не смогу, я приказал своим бойцам соединить наш берег с остатками моста на том берегу жердями, создав таким образом какой-то переход через речку. Кроме того, я перевел солдат с южной окраины села на северную сторону, где как раз проходила полевая дорога к мосту. Я считал, что немцы будут наступать не по пашне, где сначала заняла оборону рота, а пойдут по более-менее твердой дороге. В каждом окопе по обеим сторонам дороги я расположил по два солдата, для храбрости и поддержки друг друга.

Наступила темная ночь. Я с несколькими бойцами расположился с правой стороны дороги. Пока все было тихо. Проверил расположение бойцов. Люди не спали, но некоторых дремота сморила, и я предупредил, чтобы все были во всеоружии, не спали, а то немцев можно проморгать. Сам я, предчувствуя нападение немцев, тоже не спал. Фрицы ночью редко ходили в атаку, но все может быть, не исключено, что и ночью нагрянут, а на новых бойцов я не очень надеялся. Как я предчувствовал, так и случилось. Только-только ночь пошла на убыль, начало сереть, как немцы атаковали роту. Произошло это внезапно, но все же кое-кто из бойцов открыл огонь. Некоторые, особенно из новичков, не открывая огня, покинули свои окопы и прибежали к мосту. Кое-кто из них был ранен, мы их перевязали и отправили в тыл. Старослужащие не пострадали, так как вели огонь по противнику, а не бежали без оглядки. Мы вынуждены были отходить.

Я собрал всех солдат у моста, и мы открыли в сторону немцев огонь из автоматов, остановив их и не дав продвинуться дальше наших окопов. В темноте плохо было видно и нас, и фрицев. У меня было желание вернуть потерянные позиции, но помкомвзвода сержант Савкин отговорил меня от этого, показав на новичков, которые себя, мягко говоря, плохо чувствовали, дрожа от страха. За свое поведение каждый из них получил несколько затрещин от опытных бойцов. Такой «педагогический прием» применялся редко, но в данном случае я не возражал и не остановил ребят. Жерди на мосту лежали плотно, и мы благополучно перешли на другой берег, где заняли оборону около моста. Наступил день, и я доложил комбату, что западный берег реки нам пришлось покинуть. В ответ поступило указание: «Как удрал с того берега, так и возвращайся назад, оставленные позиции немедленно занять снова». Сдался им этот плацдарм!

Надо было выполнять приказание. Для успешного выполнения этого приказа я стал изучать расположение противника, уточнять его огневые точки. Более-менее мне стало ясно, где противник, сколько его и что он делает. Все было спокойно и тихо, лишь иногда фрицы посылали в нашу сторону одиночные выстрелы, на которые мы не отвечали. Готовясь к восстановлению утраченных позиций, кое-кто готовил еду – есть все равно надо, без этого нельзя. Я поговорил с каждым из новичков, разобрав с ними их поведение в бою, рассказал, что страх присущ всем, но нельзя, чтобы он перерастал в ужас перед противником, приводя к потере контроля над собой. Отдельно я собрал командиров отделений и распределил объекты атаки.