Танки оживали вновь - [3]

Не так рисовался мне первый бой, не так представлялись танки в атаке… Настроение было хотя и боевое, но смущало многое — и лес кругом, и неопределенные сведения о противнике, и оторванность от своих танковых начальников. А тут еще слухи о том, что противник где-то уже просочился через наши боевые порядки. Вечером мы и сами увидели зарево горящего леса позади нас…

Вернулся из разведки лейтенант Русаков и сообщил, что впереди, метрах в пятистах отсюда, противник накапливает силы. Дорога, по которой предполагалось атаковать противника утром, заминирована. Обхода ни слева, ни справа нет. Кругом могучие сосны и валуны. Рядом с нами лишь до роты пехоты. Решили наблюдать за дорогой и готовиться к атаке.

Приблизительно через час обстановка изменилась. Мы услышали стрельбу в тылу, затем мимо нас пошли пехотинцы к железнодорожному полотну.

Прибежал связной от командира стрелковой роты и передал приказание: прикрыть отход роты за железнодорожное полотно.

Пришлось менять позиции. Танк лейтенанта Русакова укрылся справа у дороги, а я со своим — слева. Теперь мы ждали атаку уже противника и, зная, что впереди своих нет, до рези в глазах всматривались в темноту. Но вот стало светать, впереди показались перебегавшие от дерева к дереву какие-то силуэты. Через несколько минут на дороге из-за завала показалась не то пушка, не то миномет. И в ту же минуту прогремел выстрел из танка Русакова. Наведя орудие в сторону завала, я тоже нажал на спуск. Снаряды разорвались рядом с завалом. Русаков повторил выстрел и попал прямо в цель.

Но тут же я увидел факел над танком Русакова — противник тоже открыл огонь. Следующий удар пришелся по броне моего танка. Ясно было, что противник бьет из-за укрытия, но откуда именно, никак не мог установить. Хотел наугад еще раз выстрелить, но не успел — новый снаряд ударил по броне, и на мои плечи свалилось безжизненное тело башенного стрелка сержанта К. Н. Кравченко.

Я крикнул механику.

— Вперед, сменить позицию!

Но завести танк не удалось. Оставалось одно — продолжать наблюдать и вести огонь. Танк Русакова горел. Что там? Радиостанций в наших танках не было, и оставалось только гадать. Но вот кто-то выскочил из башни. Через минуту я услышал стук по броне и голос Русакова. Я открыл люк и впустил его в башню.

— Почему стоишь? Надо же… — увидев тело Кравченко, Русаков осекся.

— Не заводится двигатель. У тебя все живы?

— Все. Надо бы подогнать твой танк, взять экипаж. Долго так не продержаться…

Попробовали снова завести двигатель — не получилось. Поняли, что перебит провод к аккумулятору. Кое-как его соединили, и двигатель ожил, танк тронулся.

Не знаю, почему, но, пока мы возились, противник скрылся. На дороге никого не было. Только слышалась стрельба где-то у железнодорожной станции. Видимо, противник нас просто обошел, чтобы, не теряя времени, выполнить свою главную задачу — захватить станцию.

И мы решили двигаться к станции. Когда выехали на железнодорожное полотно, противник открыл по танку огонь. От попадания в башню заклинило пушку, была повреждена ходовая часть. Русакова ранило. Сняв пулемет, мы покинули танк и до вечера держали круговую оборону. Когда стемнело, занялись ремонтом — исправили подвеску, натянули гусеницу. Двигатель завелся сразу. Решили прорываться к своим, идти на полном ходу по дороге, по которой днем отходили наши пехотинцы. В темноте проскочили станцию. Беспорядочный огонь противника не причинил нам вреда.

Ехали долго, никого не встретив на пути. Потом танк попал в какой-то ров, застрял, и в наступившей тишине мы услышали русскую речь. Вылезли из танка, расспросили солдат что к чему. Ответ был короткий:

— Сами толком ничего не понимаем, видимо, отходим.

Более трех часов потребовалось нам, чтобы вытащить застрявший танк и снова двинуться вперед по дороге. Вскоре мы наткнулись на медицинский пункт. Я видел, что лейтенанту Русакову было все хуже и хуже, и поэтому обрадовался такой встрече. Женщина-врач поругала нас за то, что не привели раненого раньше, сделала укол Русакову и распорядилась оставить его здесь.

— Будем отправлять в госпиталь, — сказала она на прощание.

С Русаковым мы уже подружились, и жаль было с ним расставаться. Ио ничего не поделаешь — ему нужна была медицинская помощь.

Километра через четыре мы встретили пехотинцев, остановились, чтобы разузнать обстановку. Да и бензина оставалось минут на 20 ходу. Что делать, когда кончится горючее, не представлял. Здесь познакомился с командиром стрелкового подразделения — молодым лейтенантом, фамилию которого, к сожалению, запамятовал.

После того как представились друг другу, лейтенант раскрыл планшет, вынул карту и карандашом ткнул в перекресток дорог.

— Приказано оборонять, — сказал он. — Вечером был штабист. Говорит, что наши части на подходе. Нам надо продержаться сутки-двое. Приезжали саперы и заминировали дороги.

— А танкистов видели? — спросил я.

— Нет, их здесь не было.

— А кто справа, там, откуда доносится стрельба? — продолжал спрашивать я.

— Такая же группа, как наша. Удерживает мост через реку. Но связи с ней нет. А что вы решили?

— Бензин израсходован. Деваться некуда. Будем с вами обороняться, — ответил я. — Позиция танка, думаю, удачная. Весь перекресток как на ладони.