Танк на Медвежьем болоте - [9]

Ребята промолчали, а Таня сказала:

— Карабанов это, Семен. Ходят тут всякие.

— Чем он тебе не нравится?

— А тебе нравится?

Замолчали.

Когда вошли в деревню, на пороге школы их встретила Нина.

— Где это вы были? — с неудовольствием спросила она. Разглядев грязные по колена ноги мальчишек и смятые влажные брючины гостя, нахмурилась, покачала головой, добавила, обращаясь только к Виктору Петровичу:

— Идемте пить чай!

— Погорели, ругать будет. Она нам к танку ходить одним не разрешает, — шепнул Коля. — Вы никуда не уходите, мы вам папку принесем.

7

— Интересная все-таки у вас работа, — говорила Нина, весело, как все добрые люди, наблюдая, с каким аппетитом ест гость. — Сегодня по нашим лесам бродите, завтра на гору с альпинистами полезете. Вы, наверное, с детства хотели журналистом стать?

— Ну, что вы, — отвечал Левашов, намазывая маслом очередной кусок хлеба. — В детстве я был вполне нормальным ребенком. Хотел стать точильщиком.

— Точильщиком?

— Да. Знаете, в пятидесятых годах по дворам ходили такие серьезные мужчины в ватниках и кричали: «Точить ножи, ножницы-ы!..» Меня прямо-таки завораживали искры, летевшие с точильного камня. Они напоминали бенгальские огни. Но когда я подрос — увы! — профессия точильщика исчезла…

— И вы решили стать журналистом?

— Врачом. Одновременно начал писать рассказы. Мне казалось, что я пойду по стопам Чехова. К третьему курсу понял, что для человечества будет гораздо безопаснее, если я оставлю медицину в покое. Начал слоняться по редакциям… Типичная судьба неудачника.

— О-о, какой вы строгий!

— Что делать, надо быть честным. Я и сейчас начинающий журналист… В одном детском журнале мне, возвращая рукопись, предложили поехать и поучаствовать в поиске самолета. Погиб во время войны знаменитый летчик, люди видели — машина упала в озеро. Пионеры несколько лет упорно этот самолет разыскивали. Еду — удача! — самолет нашли. И я связал свою судьбу с этим журналом: захотелось писать для школьников, помогать им, и обязательно в живом, нужном деле.

Тут в дверь осторожно постучали, и в комнату как-то неловко, боком вошел сутуловатый пожилой мужчина лет шестидесяти в потертом, с чужого плеча, пиджаке с почтальонской сумкой на боку.

— Я извиняюсь, — сказал он. — Приятного, стало быть, аппетита. Примите газетки. И вот еще бандероля для вас — «Книга-почтой».

— Спасибо, Макарыч, — ответила Нина. — А к нам, видите, гость. Журналист из центра.

— Журналист? — ответил старик, искоса взглянув на Левашова. — Приехал, стало быть, послали. А по какой, ежели можно спросить, надобности?

— Да вот хотел посмотреть пионерский самолет, а его увезли, — ответил Левашов, с любопытством разглядывая старого почтальона.

— Ребята уже сводили его на болота, в места, где вы воевали, — сказала Нина.

— Да-а? — старик сердито замотал головой. — Нет, лучше его за грибами водите. Нечего в болото соваться, там на ржавой мине враз подорваться можно. — Недовольно бормоча что-то, старик вышел из комнаты.

— Дельное замечание, сразу видно — опытный человек, — сказал Виктор Петрович.

— Все правильно. Но попробуйте запретить мальчишкам ходить по болоту. А Макарыч партизанил именно в наших местах. Вот только выступать перед ребятами, рассказывать про войну не любит. Болен, не могу… Всего раз-два пришел.

— Но это так понятно. Не всем ветеранам легко вспоминать прошлое.

Нина разорвала бандероль и извлекла из пакета книгу, на обложке которой было: «Основы паркового строительства».

— Ну и ну! — удивленно сказал Виктор Петрович. — У вас тут вокруг столько великолепных лесов. Неужели вы еще собираетесь разбивать парк?!

— Собираюсь, — серьезно ответила девушка. — Хотите, открою тайну? Недалеко тут есть одно местечко. До революции — имение помещика Соковатова. Сам помещик был ничем не примечателен, но имел необыкновенно красивый парк. В парк этот чуть ли не все свое состояние вложил. Стерег его! Если случалось забрести мальчишкам, стрелял из ружья. Под старость совсем с ума спятил: велел в парке обманки поставить…

— Что еще за обманки?

— А вы не знаете? В петровские времена была мода такая: нарисуют крепостные художники девушек с прялками или парней с балалайками, выпилят из дерева и расставят по парку. Ну, а наш Соковатов из фанеры выпиливал мужчин во фраках и их жен в шикарных туалетах. Потом целыми днями по парку ходит, раскланивается со своими фанерными гостями и по-французски что-то бормочет. Тронулся. Поместье его в гражданскую сгорело. Но и парку, к сожалению, здорово досталось. Особенно в последнюю войну.

Нина замолчала, задумчиво глядя куда-то в раскрытое окно.

— И вы хотите этот парк восстановить?

— Да. Вы только не смейтесь. Представьте, огромный старинный парк с двумя прудами, с катальной горкой, со спортивными площадками. Деревья разные-преразные, мне из Ботанического сада семена обещали. Мы бы этот парк назвали «Пионерский» и сами бы в нем работали. Разве плохо?.. Но что же вы мне ничего про свой поход не рассказываете? — Она посмотрела в окно. — Вон опять ваши мучители идут. Не надоели?

— Знаете что, Нина, — Левашов прикоснулся к руке девушки. — Не обижайтесь, тут дело серьезное. Мне надо поговорить с ребятами: они несут мне какую-то папку.