Танги - [9]

— В Марсель.

Она говорила с южным акцентом. У нее были черные глаза и темно-русые волосы, заплетенные в косички с синими бантами. Девочка приветливо улыбалась.

— И я тоже.

— А ты не из Марселя?

— Нет, я из Парижа.

— Правда из Парижа? — Она посмотрела на него с восхищением.

— Да.

Танги взял ее за руку. Так они и прошли, держась за руки, мимо жандармов, которые у них ничего не спросили. У Танги так колотилось сердце, что казалось, вот-вот разорвется. Наконец он перевел дух и поднялся в вагон. Он уселся рядом с Анной-Мари. Родители девочки спросили Танги, где же его мама. Он спокойно ответил: «Вон там», и они больше не тревожились. Даже угостили его конфеткой.

Поезд тронулся. Сначала Танги казалось, что паровоз колеблется, какую ему выбрать дорогу, ведь их было так много. Но вскоре он нашел правильный путь. Стоя в коридоре рядом с Анной-Мари, Танги смотрел, как мелькают телеграфные столбы, дома, семафоры. На почерневших от дыма стенах вдоль железной дороги виднелись рекламы: «Дюбо-Дюбон-Дюбоннэ».

Танги было грустно. Еще раз покидает он город, который успел полюбить и где был счастлив. Еще раз расстается с другом и со школой. Ему хотелось плакать. Почему надо всегда уезжать, всегда скрываться? И еще раз он решил, что это война.

Его преследовала мысль о Мишеле. Что-то он подумает, получив его письмо? Поймет ли он? Танги вспомнил, как в первый раз встретился с ним взглядом и Мишель ему подмигнул. Вспомнил он и вечера, проведенные с матерью в больнице в той комнатке, куда их устроила сестра Сюзанна. Они слушали там оперы, и Танги плакал, когда умирала Мими…

Поездка прошла без приключений. Танги отправился к матери и пообедал с ней в вагоне-ресторане. Перед самым въездом в Марсель он вернулся к Анне-Мари, и она просияла, увидев его. Они прошли вместе контроль при выходе из вокзала, а затем он попрощался с девочкой, которая, сама того не подозревая, сберегла ему свободу.

* * *

Танги снова оказался в Марселе. Город был такой же грязный, такой же серый. Однако Танги открыл в нем и кое-что новое. Мать с утра до вечера бегала по консульствам в безумной надежде получить визу на въезд в Америку. А он целые дни оставался один. Они поселились в маленькой гостинице возле Каннебьера. Их хозяин, испанец, был очень приветлив с Танги; он называл его «machote»[3], и Танги нравилось это прозвище. В то время как мать выстаивала длинные очереди в учреждениях, он отправлялся в порт. Он любил смотреть, как отчаливают большие пароходы, и завидовал нарядным туристам, всходившим на палубу. Протяжные гудки сирен, звучавшие над грязной набережной, усеянной обрывками бумаги и банановыми корками, пробуждали в его сердце тоску по родине. Он простаивал там час за часом, наблюдая, как работают грузчики, как подъемные краны переносят тяжелые ящики и снуют буксиры. Он мечтал о далекой стране, где нет войны и где он мог бы снова иметь друга и собаку. Мишель, конечно, приехал бы туда, и они зажили бы счастливо вместе.

Вечером он возвращался в гостиницу. Его мать приходила домой подавленная, Она падала в кресло в полном изнеможении. Тогда он жалел ее. Он обнимал мать и говорил, что любит ее больше всего на свете, и это была правда. Она открывала глаза, улыбалась и снова брала себя в руки. Они шли обедать в маленький портовый ресторанчик, а потом заходили в кино. Мать рассказывала ему об Америке — стране мира. Но Танги ей больше не верил. Ему говорили, что Франция — страна свободы, а его отправили в концентрационный лагерь; ему рассказывали, что во Франции едят досыта, а он голодал здесь больше, чем в Мадриде во время войны; его уверяли, что во Франции все очень вежливы, а хозяин гостиницы называл его «грязным иностранцем»! В девять лет он уже мало чему верил. Он мечтал только о домике с садом, где у него был бы товарищ и собака. Вот все, чего он хотел. Ему был нужен отдых и покой. Он устал от того, что с ним обращались, как со взрослым мужчиной, и мать целыми днями твердила, что им угрожает опасность и надо скорей уезжать. Он не хотел никуда уезжать. Его тяготила откровенность матери. И он не раз думал про себя, что мать не должна пугать своего ребенка, рассказывая ему, какие ужасы им угрожают. Но он думал также, что ей больше не с кем поделиться и хочется хоть на время избавиться от тяжкого груза, который ей приходится тащить одной.

Каждое утро она уходила, окрыленная надеждой, потому что должна была встретиться с «очень любезным и очень влиятельным господином»; и каждый вечер возвращалась разочарованная, так как этот «влиятельный господин» ограничивался только добрыми пожеланиями. Она стала уже приходить в отчаяние, но вот однажды пришла домой… с каким-то человеком, у которого были очень странные манеры.

Он оказался каталонцем, по имени Пюиделливоль. Высокий, худой, нервный, с какими-то дикими глазами, как у пьяного. На голове у него был берет, которого он не снял, войдя в комнату; Танги решил, что он плохо воспитан.

— Этот господин выручит нас, Танги. С его помощью мы сможем отправиться в Лондон и примкнуть к «Свободной Франции». Это очень славный и очень умный человек. Он тайно переводит еврейских беженцев через испанскую границу. Он берется помочь и нам.