Танец змей - [113]

Колеса повозки грохотали, глаза слипались, каждая косточка в теле ныла, и вскоре я задремал. Мне снова и снова снилась королевская гильотина, блестящее лезвие, которое все быстрее летит вниз, однако почему-то так и не долетает до моей шеи, словно настроенное только продлевать мою агонию.

Я проснулся, лишь когда повозка остановилась и кто-то, вероятно сельский врач, запрыгнул внутрь, чтобы сменить шину мне на запястье. Я пробормотал «спасибо», и в руку мне вложили большой ломоть хлеба. Я жадно съел его, пусть тот и был черствым, и мне сунули кружку разбавленного эля. После этого нехитрого перекуса повозка двинулась дальше, и я снова потерял счет времени. В какой-то момент под повязку на глазах просочился солнечный свет, но понять, который час, я по-прежнему не мог.

Похоже, следующая наша остановка случилась, когда уже успело стемнеть, и я услышал рев паровоза. Меня втолкнули в поезд и, судя по размаху движений, усадили в маленькое купе. И снова кто-то уселся возле меня и на протяжении всего пути прижимал дуло к моему виску. И снова я задремал.

Когда поезд остановился, я даже не проснулся. Меня растолкали и повели в очередной экипаж.

– Где мой коллега? – спросил я, когда меня выводили из поезда. Никто не ответил. Я принюхался к ледяному воздуху и, как мне показалось, уловил дух моря.

Меня посадили в очередную коляску, но эта поездка вышла короткой. Меня повели вниз по каким-то мокрым ступеням. Я услышал, как провернулся ключ, затем меня пихнули, чтобы я поднялся на несколько ступеней вверх, и тут с глаз моих наконец-то сняли повязку. Снова ощутив кожей прохладу, я поморгал и осмотрелся.

Я был в каком-то подвале, старые каменные стены покрывали пятна селитры, воздух был спертым, затхлым. Здесь была койка вроде тех, что я видел в тюрьмах, но постельное белье оказалось безупречно чистым, и на нем высилась аккуратно сложенная стопка чистой одежды. Возле койки нашлись кувшин с теплой водой и таз, а рядом – мыло и полотенца. Ближе ко мне стояли мягкий стул и маленький столик, на котором в свете одинокой свечи меня ждал довольно богатый ужин: хлеб, фрукты, сладости и сыр, а также графин кларета и большая кружка воды.

– Последний ужин? – пробормотал я и обернулся, но тот, кто привел меня, уже запирал дверь с другой стороны. Я не успел увидеть его лица.

Я тяжело вздохнул и со стоицизмом узника, осужденного на смерть, привел себя в надлежащий вид, сел за стол и налил себе кларету. Хотя бы кормили здесь сносно.

Я мог бы исписать сотни страниц мыслями, что занимали меня той бессонной ночью, всеми теми страхами и сомнениями. Я думал о том, что можно было бы сделать иначе; думал обо всех тех моментах, когда мне представлялись шансы сбежать, но я их упустил; думал о поступках, которых ни за что не совершил бы, зная то, что знал теперь. И каждая вереница подобных мыслей заканчивалась одним и тем же: «Ну и? Сейчас-то уже ничего не поделать…»

Утром – по крайней мере, я счел это утром – в замке заскрежетал ключ. Дверь открылась, и вошли двое, один держал подсвечник и повязку для глаз.

Вторым оказался Боб – вооруженный, он укоризненно смотрел на меня. Что было неудивительно: голова его была забинтована, на правой стороне лица виднелись алые волдыри – следы ожога кислотой, которые он, скорее всего, получил во время схватки с ведьмами. Похоже, я еще легко отделался.

– Он завяжет вам глаза, – безучастно произнес Боб. – Ведите себя хорошо, и мы вас не тронем.

Мне показалось довольно странным, что за мной пришел он, а не Шеф, но я решил не приставать с вопросами. Если за этим действительно что-то крылось, то дело было неладно.

– И вам доброго утра, джентльмены, – вместо этого приветствовал их я, когда тип помоложе набросил мне на глаза повязку. – Могу я узнать, куда вы меня поведете?

– Не ваше дело, – отрезал Боб.

– Действительно. Вот я глупец.

Меня повели вверх по каменным ступеням, и после этого мы оказались на морозе. Еще одна поездка в экипаже, во время которой я унюхал прохладный соленый воздух и услышал почти умиротворяющие крики чаек.

Через некоторое время экипаж остановился, а за ним – еще один. Оттуда доносились звуки возни и глухое рычание – в нем, несомненно, привезли Девятипалого, вероятно, связанного, в наручниках и с кляпом во рту.

Меня заставили выйти из экипажа, и мы зашагали вперед. Вскоре я понял, что иду по настилу под уклоном – древесина трещала, а в нескольких футах под ней мягко шуршали волны. Меня вели на корабль – или по доске, чтобы сбросить в холодное море?

– Осторожно, ступенька, – сказал молодой тип, придержавший меня, пока я осторожно нащупывал ногой пол. Это была палуба корабля. Судя по запаху, рыболовецкого баркаса.

До меня снова донеслось приглушенное фырканье Макгрея.

– У моего коллеги тяжелый случай морской болезни, – сказал я, подняв лицо. – Вам стоит дать ему лауданум. – Никто не ответил, и я усмехнулся: – Иначе сами пожалеете.

Меня завели в каюту, пропахшую лежалыми крабами, и усадили на жесткую деревянную скамью. Ждать пришлось невыносимо долго, но в итоге судно все-таки отчалило. Наконец я начал догадываться, куда нас везут.