Танец воров - [7]

Кровать по-прежнему была окружена дюжиной стульев, только теперь на них никто не сидел. Круглосуточное бдение закончилось, сменившись тишиной неверия. Я отодвинул стул, направился к балкону, откуда открывался вид на тянущиеся к горизонту туманные холмы, и вдохнул полной грудью. «Ни одной горстки», – пообещал я отцу.

Остальные ждали, когда я выйду из комнаты с отцовским кольцом на пальце. Отныне оно принадлежало мне. Тяжесть его последних слов текла по венам, сильная и мощная, как кровь Белленджеров. Я окинул взглядом бескрайний ландшафт. Наши земли. Я знал каждый холм, каждый каньон, каждый обрыв и реку, – все, что находилось в пределах видимости. Теперь, казалось, все выглядело иначе. Я отступил от перил. Скоро наступят трудные времена: так было всегда, когда умирал Белленджер. Новости распространялись быстро, разлетались по лигам, разбросанным за пределами границ. Отец выбрал неподходящее время для смерти: первый урожай уже поспел; превизианцы требовали груз, а Фертиг – руки моей сестры. Она никак не могла решиться. Лично мне Фертиг не нравился, но сестру я любил всем сердцем.

Покачав головой, я отошел от перил. Патри. Теперь все зависело лишь от меня. Я сдержу клятву. Наша семья будет крепко стоять против любой угрозы, как и всегда.

Вытащив нож из ножен, я вернулся к постели отца, срезал кольцо с его распухшего пальца и, надев на свой, вышел в коридор, полный ожидающих лиц.

Люди смотрели на мою руку, на следы крови моего отца на кольце. Все. Начало положено.

Раздался гул почтительных голосов.

– Пойдемте, – позвал я. – Пришло время напиться.

* * *

Гулкое эхо шагов разносилось по главному залу: десяток людей, а то и больше, направлялись к двери с единственной целью – напиться до беспамятства.

Мать, выглянув из западной прихожей, спросила, куда я собрался.

– В таверну. Пока новости не распространились повсюду.

Она стукнула меня по голове.

– Слухи пошли еще четыре дня назад, дуралей. Стервятники чуют смерть еще до ее прихода и начинают кружить над жертвой. Увидишь – к следующей неделе они будут обгладывать наши кости. И еще, сначала подай милостыню в храме, а уже потом напивайся. И от стражи не отходи: времена теперь неспокойные!

Мать бросила предупреждающий взгляд на моих братьев – те послушно кивнули. Глаза ее вновь обратились ко мне, строгие, огненные, ясные. Я знал, что эту стену невозмутимости она воздвигла тяжелым трудом. Даже после смерти своих детей – моих брата и сестры – она не проронила ни слезинки, направив отчаяние в другое русло – на приобретение новой чаши для храма. Взгляд матери переместился на кольцо на моем пальце, и она слегка покачала головой. Я знал, что она расстроилась, ведь двадцать пять лет это кольцо принадлежало ее мужу. Вместе они укрепили династию Белленджеров. У них было одиннадцать детей, девять из которых до сих пор были живы, и приемный сын – их обещание, что мир будет только крепнуть. Именно на них она и сосредоточилась, вместо того чтобы зацикливаться на утратах.

Мать поднесла мою руку к губам, поцеловала кольцо, а потом вытолкнула меня за дверь.

Пока мы спускались по ступеням, Титус буркнул себе под нос: «Не забудь про милостыню, дуралей!» Я толкнул его плечом, и остальные разразились смехом, когда Титус полетел вниз по ступенькам. Все мы были готовы к ночи неприятностей. К ночи забвения. Быстрое увядание человека – человека, который был так полон жизни, – послужило напоминанием: смерть заглядывала нам через плечо.

Пока мы шли к лошадям, ко мне подошел старший брат, Ганнер.

– Пакстон не станет медлить.

Я кивнул.

– Но и спешить ему некуда, – подчеркнул я.

– Он тебя боится.

– Боится, но недостаточно.

Мэйсон похлопал меня по спине.

– Черт с ним, с Пакстоном. Он все равно не явится до погребения, если вообще явится. А пока нам нужно напоить тебя до соплей, патри.

Я был готов. Я нуждался в забвении так же, как Мэйсон и остальные. Я хотел, чтобы все закончилось, хотел, чтобы мы двигались дальше. Каким бы слабым ни был мой отец перед смертью, он успел многое сказать на последнем издыхании. Моим долгом было выслушать каждое его слово и поклясться в верности, даже если он говорил это раньше, – а он говорил. Он твердил это всю мою жизнь. Его слова укоренились в моем сердце, как печать Белленджеров запечатлелась на моем плече. Семейная династия – по крови и клятвам – находилась в безопасности. Тем не менее его последнее наставление никак не выходило у меня из головы. Он не был готов так скоро отпустить бразды правления. «Белленджеры никому не кланяются. Добейся… чтобы она явилась. Другие… они заметят». Вот эта часть казалась труднее.

Стервятники, кружащие в надежде захватить территорию, входили в число врагов, кого требовалось раздавить в первую очередь. Пакстон был среди них самым главным. Неважно, что он являлся моим двоюродным братом. Он все еще был незаконнорожденным отпрыском моего дяди, предавшего в далеком прошлом свою семью. Пакстон правил на небольшой территории Радж-Нивад на юге, но ему этого не хватало. Как и остальные члены его рода, он сгорал от зависти и жадности. Как бы то ни было, Пакстон являлся кровным родственником – он, без сомнений, прибудет отдать честь отцу, а заодно и оценить наши силы. Радж-Нивад находился в четырех днях пути. Пакстон еще ничего не знал, а если бы и знал, дорога до нас заняла бы столько же. У меня на подготовку оставалось время.