Танец убийц - [120]

Там, вообще-то, должен был дежурить молодой зять генерала Лазы Петровича, один из представителей белградской золотой молодежи. Как многие, кто попал на службу благодаря родственным связям с власть имущими, он чувствовал себя слишком неуязвимым, чтобы относиться к своей службе всерьез. Хотя генерал Лаза предупредил его быть особенно бдительным, но, когда к полуночи ничего особенного не произошло, он решил провести часок в объятиях своей теперешней любовницы, французской танцовщицы из варьете. Свои должностные обязанности он возложил на молодого писаря из канцелярии.

Получив звонок от комиссара Вельковича, молодой человек страшно занервничал. Он только несколько месяцев назад пришел в полицию и был совершенно не готов к тому, чтобы командовать людьми вдвое старше себя. Половина из них патрулировала город, другие, включая назначенное на сегодняшнюю ночь подкрепление, сидели в караульном помещении — дремали или играли в карты. Как он должен перекрыть входы в Конак с восемнадцатью человеками? Должен ли он приказать стрелять по солдатам? Как и многие белградцы, он был в курсе слухов о предстоящем военном перевороте; но почему именно ему выпало оказаться между враждующими сторонами, если между сторонниками короля и путчистами дело дойдет до стрельбы?

Прежде всего нужно было привести в чувство этих яростных картежников и разбудить спящих. Пока он не решит эту серьезную проблему, вопрос — стрелять или не стрелять — был чисто гипотетическим. Молодой человек думал, не позвонить ли в Конак — попросить указаний, но тогда бы он подвел своего начальника и утратил его покровительство. Как часто он рисовал себе ситуации вроде этой, когда ему выпадет шанс показать всему свету, что он способен быстро принимать решения и действовать геройски. Но теперь, когда этот шанс ему давался, он был словно парализован.

Сколько же прошло — пять минут или полчаса — с тех пор, как он услышал шаги марширующих со стороны Теразии? Позже он не мог этого сказать. Он снял трубку и хотел вращать ручку, но голова колонны уже прошла. Опустив руку, он молча слушал затихающие шаги солдат — должно быть, несколько сотен человек — и с облегчением увидел, что играющие в карты ничего не заметили. Когда на улице все затихло, он на цыпочках вернулся к своему письменному столу и осторожно опустился в кресло.

После того как комиссар Велькович поговорил с управлением, он позвонил в охрану дворца и потребовал капитана Панайотовича. Трубку взял лейтенант Живкович и сказал, что капитан как раз сейчас обходит посты, но он, Живкович, немедленно передаст ему сообщение комиссара.

— Я не думаю, что есть какие-нибудь причины для беспокойства, — заканчивал разговор лейтенант. — Для Шестого пехотного полка на сегодня намечены ночные учения, этим и объясняется их марш по городу, который Вы наблюдали.

Такое объяснение, однако, не успокоило комиссара. Он подождал несколько минут и попытался снова соединиться с охраной дворца. На этот раз к аппарату никто не подошел. Взволнованный, он попытался дозвониться до префекта. Но и у Маршитьянина никто не отвечал. Это означало одно из двух — либо Маршитьянин уже вышел из дома, либо связь была прервана. Так как Велькович ни при каких обстоятельствах не имел права оставлять пост, он дал задание полицейскому патрулю в конце своего обычного маршрута проверить ситуацию у королевского дворца и немедленно доложить ему, если там что-то не так.

В половине первого королева встала из-за стола. Поскольку это был не официальный прием, а обычный ужин практически в семейном кругу в обеденном зале Старого Конака, она задержалась дольше, чем обычно, с токайским и пирожными. Эту привычку она приобрела еще задолго до Александра, когда часто засиживалась едва ли не до рассвета в кафе со своими друзьями. В присутствии короля разговоры за столом, разумеется, имели совершенно другой характер. Александр, казалось, был неспособен полностью расслабиться и не выносил самой безобидной и тактичной шутки в свой адрес. Но Драга наслаждалась атмосферой таких встреч, и королю они тоже стали нравиться, хотя по другим причинам. Когда прислуге разрешалось уйти, он больше не чувствовал себя скованным и принимался есть и пить в свое удовольствие.

Во время ужина генерал Лаза неоднократно выходил. Когда он вернулся в обеденный зал на этот раз, королевская чета только что распрощалась со своими гостями. По просьбе Драги король отпустил посла Маринковича домой, чтобы возобновить обсуждение завтра, в первой половине дня. Королева обняла своих братьев и сестер и всех их перекрестила. Посол тихо спросил Наумовича, всегда ли королева прощается так со своими родственниками или только в особых случаях. Адъютант на это ответил какой-то вымученной улыбкой и неопределенно пожал своими могучими плечами. «Что это с ним?» — подумал Маринкович. У Наумовича под глазами темнели синие круги, и, хотя окна были закрыты, а шторы опущены, и потому в помещении стояла духота, казалось, что он мерзнет.

Лаза Петрович тоже обратил внимание на странное поведение Наумовича: несвойственное ему молчание, видимое отсутствие аппетита во время ужина и прежде всего явное уклонение от выпивки, — вечное пьянство Мики, как известно, особенно раздражало королеву. Наумович чувствовал взгляды Лазы и, сидя сгорбившись, походил на обиженного мальчишку, которого застали за какой-то проделкой. Не дожидаясь прощания с королевской четой, шаркающей походкой Мика покинул зал. Лаза собрался было последовать за ним, но как раз в этот момент к нему обратилась Драга.