Танец с зеркалом - [16]

– Хор?

– Не придирайтесь к словам, коллега. Поставьте кордебалет, массовку. Тем будет много и разных, но они должны перетекать друг в друга: Чайковский, «Могучая кучка» – и Штраус, обязательно Штраус!

– То есть, вальс предусмотрен?

– Что вы, что вы – конечно, конечно! И подумайте о танцовщице! Кого из балерин вы видите в роли партнерши Петербурга?

– Боюсь, только Терпсихору, – рассмеялся мэтр.

– Хм. А это мысль… Но согласится ли она? – «менеджер» почесал в затылке.

– Вы серьезно?

– Более чем, дражайший мой, более чем! Заканчиваем до-диез минором раннего Рахманинова и переходим к третьей части.

– Второй акт?

– Думаю, да. Двадцатый век пишем в форме рондо: Петербург-Петроград-Ленинград-Петербург. Начинаем с «Тоски» Пуччини…

– Пуччини?! Но почему?

– Ах, mon cher, ну как вы не понимаете. «Балтийский мрак с тоскою италья-ан-ской», – пропел неожиданно чистым баритоном гость. – Северная Венеция накануне перемен. Черная Пальмира на перекрестке миров…

– «Черная Пальмира» – это из другой оперы, – возразил Мариинский.

– Согласен, увлекся. Но все равно про наш с вами город.

– Наш с вами?

– Конечно, – насупился «менеджер». – Я здесь чувствую себя как дома.

– Ты везде как дома. Вернемся к балету.

– Да! Так вот, дальше Петроград – корабли, Андреевские стяги…

– Предлагаешь, чтоб корабли танцевали тоже?

– А есть подходящие? – полюбопытствовал гость.

– Ну… – смутился Мариинский.

– Решим по ходу. Один корабль точно будет нужен.

– Крейсер «Аврора», – понял деятель искусства.

– Именно. И от его аккорда начинается тема революции. Музыка Прокофьева, в костюмах преобладает красный цвет, в хореографии – элементы модерна…

– Принято.

– Я знал, что мы поймем друг друга. В середину предлагаю вставить наконец-то Шостаковича. Вот это «Пам! Пам! Па-пам-пам!» ничем нельзя заменить. Даже комментировать не буду, уже столько всего сказано про блокаду, про героизм, зачем повторяться. И пусть немецко-фашистские захватчики танцуют в рогатых касках, как было в оригинале.

– Что, натуральные? – вздрогнул мэтр.

– Нет, зачем же! – отмахнулся гость. – Найдутся умельцы. Мало ли сейчас желающих подражать…

– Я понял, понял, – поспешил убедить Мариинский. – А после войны что?

– После войны – мир. Строительство. «Время – вперед», Свиридов. Да, пока не забыл: в ленинградской части, что очень важно, должны быть рок-группы, хотя бы в виде попурри.

– Все?!

– Насчет всех не уверен, но однозначно – «Аквариум», «Кино», «Алиса», «ДДТ»… И завершаем двадцатый век, то есть наше рондо, темой Корнелюка из «Бандитского Петербурга», ибо это нельзя игнорировать, это эпоха, фактически декаданс…

– Я с тобой поседею, – отозвался Мариинский, вытирая пот со лба. – Танцорам прикажешь выдать пистолеты? А может сразу «оптику»?

Вместо ответа гость, приложив руки к груди, проникновенно, вполголоса, начал: «Ночь, и тишина, данная навек»…

Мэтр дослушал до конца и молча кивнул. Что ни говори – а такое не забыть.

– Я должен передохнуть, прежде чем приступать к веку двадцать первому, – заявил гость, расположившись на банкетке, согнув руку под голову и закрыв глаза. – Там всего-то четырнадцать лет, но – финал, сами понимаете. Как его видите вы, кстати?

– Ну… – Мариинский задумался, откинувшись в кресле. – Если следовать твоей логике, вероятно – «КиШ»?

– Неплохо, – «менеджер» открыл глаза. – Вот только я не представляю, как под них танцевать. Поэтому лучше – «Чиж». Блюзы. И еще Мумий троль, вот это: «Петербург-сити, Петербург – в сети».

Гость приподнялся на локте и противным голосом, довольно похоже, изобразил.

– Тоже почти блюз, но как актуально! А поскольку завершить мы должны не черт весть как, а на подъеме, предлагаю добавить настоящей фантастики.

– А именно? – заинтересовался Мариинский.

– Что-нибудь… романтическое… утопическое…Но чтоб чувствовался сегодняшний день. Вот вслушайтесь: волны… Гасят ветер…

– Это же двадцатый век. Мы его уже обсудили и закончили.

– Мда? – недовольно протянул гость. – А по-моему, двадцать второй, хе-хе. Самый полдень. И уж точно сейчас – остро и животрепещуще, как никогда. И обрамляем незабвенным «Зимовьем зверей», здесь танец должен быть быстрым, предлагаю «Ночи без мягких знаков», чтоб белые ночи засияли во всем блеске.

– «Я фонарею», – покачал головой мэтр.

– «Когда по Неве проплывают киты?» Я тоже. Но как феерично! Ну и конечно же – отражаем трехсотлетие нашего юноши.

– Крестный ход и звон колоколов? – ехидно поинтересовался Мариинский.

– Да делайте что хотите, – вздохнул «менеджер». -Но лично я за лазерное шоу с фонтанами. Черновик, я считаю, готов, детали обсудите с музыкантами и танцорами.

– Скажи же, наконец, кто солист! – нахмурился Мариинский. – Если не наша школа, то не могу поручиться…

– Ну конечно, наша школа, – проворковал гость, вскакивая и суетясь вокруг мэтра. – Разве я мог предложить вам кого-то со стороны! Наш, полностью наш! И духом – и телом! Каждым камнем наш, каждым ветерком в подворотне, каждым деревцем в парках!

– Как! – вскричал Мариинский, всплескивая руками. – Неужели это…

– Именно! Страдает. Любит. Письма пишет. Ему будет полезно немного подвигаться. Но вы должны помочь мне! Возьмите дирижерскую палочку, вот так, взмахните…