Танец кровавых ма­ков - [2]

— Ты отвратителен!

Он обернулся и с улыбкой посмотрел на нее.

— Сколько радости я слышу в твоем голосе, дорогая. И моя отвратительность, надо полагать, тебе по-прежнему мила.

Катя опустила глаза в мраморный пол из серых и белых квадратов. Несмотря на шутливый тон, в этом хорошо поставленном голосе, звучавшем точно под музыку у нее в голове, девушка различала напряжение. Конечно, как же могло быть иначе? Старейшины со своей армией заполонили Петербург, сотни сотен готовых на все для Цимаон Ницхи[4] солдат столкнулись с армией Лайонела, состоящей из освобожденных преступников. Одни сразу сбежали, другие переметнулись на сторону Создателя, а оставшаяся кучка в эту самую минуту умирала в тоннелях подземного города и на поверхности. Старейшины привели Пожирателей вампиров — огромных слепых псов, в двадцать раз больше обычных крупных собак, и с ними прочесывали улицы, не заботясь, что кто-то из людей может их увидеть. Случайных свидетелей уничтожали вместе с сопротивляющимися вампирами.

Девушка, придерживая подол длинного в греческом стиле платья, спустилась вслед за Лайонелом по лестнице, где справа располагались скульптуры — настоящий парад из мифологических героев. Золотые тела сияли в свете желтой подсветки, на их фоне вода казалась еще чище и прозрачнее.

Во влажном воздухе пахло скошенной травой и тюльпанами. Бордово-белые и желтые, они росли в несколько рядов вдоль газона с орнаментальными узорами, выполненными красным песком и белым щебнем.

Пара устремилась к аллее вдоль Морского канала с фонтанными чашами по берегу и могучими липами с другой стороны песчаной дорожки.

Девушка остановилась за Воронихинской колоннадой, где располагался фонтан «Фаворитка». В небольшом круглом бассейне собака гоняла по кругу четырех уток. Из клювов и пасти фигурок вылетали водные струи.

— В детстве мне больше всего нравился этот фонтан, — вспомнила Катя. — Бабушка давала мне мелочь, чтобы я могла кинуть на спину уточкам… но я всегда кидала на спину собаке.

Лайонел положил руку ей на талию и, заглянув в глаза, заметил:

— В детстве у тебя был здравый смысл. Ты неосознанно выбирала сильного, охотника, а не жертву.

Катя прикоснулась к бортику бассейна.

— Раньше он казался мне таким большим, а еще… — она улыбнулась, — я сидела тут, смотрела на собаку и думала, что она никогда не поймает ни одной утки. И мне было грустно и даже жаль…

Молодой человек вынул из кармана три золотые монеты, небрежно проронив:

— Здравый смысл в юношество ты с собой не взяла. А ведь был шанс понять кое-что. — Он прочертил в воздухе круг. — Цикличность — это прекрасно, но лишь до тех пор, пока твоя жизнь не превращается в такой вот фонтанчик, где ты — та самая собака, обреченная вечно наматывать круг за кругом в тщетной попытке поймать утиный хвост.

Девушка вздохнула, а Лайонел протянул ей на ладони монеты и, прежде чем она хотела их взять, предупредил:

— Одну.

Катя взяла монетку и с прищуром посмотрела на него.

— Ты золота не жалеешь только на длинноногих блондинок?

Молодой человек загадочно улыбнулся, но так ничего и не ответил.

Катя рассмотрела толстую золотую монету: с одной стороны был изображен профиль длинноволосой женщины, внизу стояла надпись «Deber», а с другой стороны — корабль с парусами, под ним надпись «Deuda».

Девушка прицелилась и, когда мимо проносилась собака, бросила монетку. Та ударилась о спину фигурки и плюхнулась в воду.

— Проклятие! — выругалась Катя, раздосадованно сжав кулаки.

— Действительно, проклятие, — пробормотал Лайонел и, ухватив ее за руку, потянул по аллее в сторону пристани.

— Я же вампир, я бес, у меня все должно получаться, — ворчала девушка, — а если я не могу попасть монеткой на спину собаке в детском фонтанчике, о чем вообще можно говорить!

Лайонел посмеивался.

— Надо было бросать на утку! Как и твердила мне бабушка! — пришла к выводу Катя и пихнула молодого человека плечом. — А что, если сильные собаки мне не по зубам, что, если я с утками должна быть, и такое оно — мое предназначение — крякать и убегать?! Ледяные глаза воззрились на нее.

— Дорогая моя девочка, ты слишком близко к сердцу восприняла этот ерундовый промах.

— Да, но ты бы не промахнулся, и Вильям тоже.

Она увидела, как застыло прекрасное лицо с заледеневшими глазами и улыбка исчезла с красиво очерченных губ.

Катя подождала, скажет ли ее спутник что-то или нет. Он молчал, поэтому она не выдержала:

— Мы что, теперь не станем употреблять его имени всуе?

Лайонел посмотрел на нее, и ей показалось, будто стало холоднее. Что само по себе было невозможным для вампира. Но все же под взглядом до прозрачности голубых глаз ей стало неуютно и захотелось укрыться, накинуть что-нибудь на обнаженные плечи.

— Хочешь поговорить о Вильяме?

Музыка у нее в голове резко сменилась, зазвучала сюита Грига «Смерть Озе» — красивая, без надрыва, но полная скорби.

— Нет, — тихо сказала Катя.

Они дошли до деревянного мостика с белой ажурной решеткой и перешли на другую сторону канала.

До следующего мостика с дамбой девушка шла молча, но мысленно она высказывала все, что думает: «И почему я не должна теперь говорить о Вильяме? Можно подумать он прокаженный! Хочу и буду говорить! И пусть Лайонел делает такое лицо сколько ему угодно! Пожалуй, до смерти он меня не заморозит своим взглядом!»