Танцы со смертью - [90]
Хомячок, оказывается, впал в зимнюю спячку. Нашлась книга из зоомагазина, и там всё подробно описывалось.
«Ты лучше его не трогай, – внушает Де Гоойер, – от этого они умирают». Он сам сегодня утром стал причиной смерти, но там всё обстояло совсем иначе.
Его вызвали к менееру Биккерсу. Он уже умирал, но сделался так беспокоен, что решили всё же позвать врача. У страдальца был переполнен мочевой пузырь, а помочиться он не мог и страшно мучился. Де Гоойер быстро ввел катетер, и как только мочевой пузырь опустел, Биккерс умер.
«Болевой раздражитель был последней нитью, которая связывала его с жизнью».
Яаарсма возмущается модой прописывать антидепрессанты, как если бы это были таблетки от горя. Представь себе драму: тебе 82 года, ты полон жизни, живешь один и пишешь вполне приличные акварели. Но если вдруг, очнувшись после инсульта, видишь, во что ты превратился и что всё утрачено: ты не можешь сам пользоваться уборной, не можешь говорить, стоять, ходить и, разумеется, писать акварели, – конечно, тебя охватывает отчаяние, ты испытываешь подавленность, из которой тебе уже, вероятно, не выйти.
Чтобы избавить себя от вида чужого горя, мы говорим: человек в депрессии. Это звучит совершенно иначе, чем: он впал в отчаяние. И вот он получает антидепрессанты, с помощью которых мы задергиваем штору перед его страданиями. Ибо это таблетки для нас, находящихся снаружи. А человек остается один на один со своим отчаянием.
Антидепрессанты – одно из тех слов-пинцетов, с помощью которых мы можем касаться таких вещей, до которых иначе не осмелились бы дотронуться. Гомофил тоже относится к словам такого рода. Если бы такую таблетку назвали антиотчаянитом, сразу было бы ясно, о чем идет речь и что ничего подобного просто не существует.
Ведь если бы эти таблетки помогали против бессмысленного отчаяния, в которое может обрушиться жизнь человека и против которого их так бодро прописывают, тогда в случае необходимости этим снадобьем не следовало бы массировать кору головного мозга, проделав отверстие в черепе, или, проникнув еще глубже, вливать его прямо в таламус, если бы это было единственным способом добраться до нужных клеток?
Alle Pilze kann man essen
Симону Дофею 52 года и у него рак легких. Это одинокий брюзга. У него была небольшая автомастерская. Всегда жил ради себя, рассказывает его младший брат Рихард. «Вообще-то, Симону следовало бы жить в конце XIX века. Был бы кучером и каждый вечер спал бы себе в каморке над конюшней, а то и вовсе рядом с лошадью. Всё лучше, чем в дыре над мастерской, где он ночует. С людьми он не ладит, хотя наших детей прямо-таки обожает».
Единственная его страсть – собирать чаши для святой воды. Не те, большие, стоящие у стены с обеих сторон, как входишь в католическую церковь, но маленькие, которые раньше часто вешали в детских. В основном они из гипса или фарфоровые, и над чашей можно увидеть ангела, свечу, крест, голубя, Марию, коленопреклоненного Младенца, благочестивый стишок или еще что-нибудь в этом духе. Над своей кроватью он повесил одну такую, с Иисусом, который обеими руками обнажает грудь, чтобы показать свое позолоченное сердце, как будто оно прикреплено к его телу.
После того как Дофей попал к нам два дня тому назад, он лежит всё время лицом к стене, в ярости из-за своей болезни, как мне кажется. В тот момент, когда мой взгляд переходит от чаши для святой воды вниз на его спину, он произносит: «Я хочу эвтаназии».
– Ну, – говорю я, – так просто это не делается. Это нужно обсудить с целым рядом людей.
– Так обсудите же.
Звонит ван Лоон из больницы Хет Феем. Они там с ним натерпелись. Дофей, добиваясь ясного ответа на вопрос, может он вернуться домой или нет, в конце концов решил, что его водят за нос. В пятницу вечером медсестра отказалась отпустить его на выходные, и он пригрозил, что подожжет шторы в комнате отдыха. Сестра подумала: «Будет он мне лапшу на уши вешать», – и продолжала развозить кофе. Не прошло и трех минут, как Дофей уже стоял в коридоре и кричал ей: «Гляди, горят!» И, чёрт возьми, они и вправду горели. После этого его отправили к психиатру.
В середине дня прохожу мимо, как раз когда он разговаривает с Рихардом и его женой Эмми. Еще издалека он кричит: «Доктор! Доктор! Когда же я дождусь эвтаназии?»
Взываю к нему: «Пожалуйста, не в такой форме. Подумай о других пациентах». Ведь все они здесь принадлежат к поколению, для которого понятие эвтаназия всё еще ассоциируется с умерщвлением[222].
Позже, у него в палате, я его спрашиваю: «Ты понимаешь, что нельзя так кричать об эвтаназии, словно тебе нужна таблетка аспирина?»
«Нет!» – сухо отвечает он. Ну как найти управу на такого строптивца?
– Неужели ты не видишь, что ставишь меня в неловкое положение, когда так грубо и так громко вопишь об этом?
– О!
– К тому же я вовсе не убежден, что тебе пора думать об эвтаназии, потому что ты еще в состоянии говорить, спать, есть, пить, читать и даже немного ходить. Тебе не кажется, что ты должен попытаться это как можно лучше использовать, так чтобы по крайней мере еще несколько…
– Хватит с меня твоих причитаний! Я хочу умереть. Я просто хочу умереть! Для меня это не жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».