Танцы на снегу - [90]

— Больно надо мне тебя трогать! — презрительно ответил он. — Была охота лапы марать! Чего ты перепугался-то так? А с этими что случилось? С ума вы, что ли, все посходили?

И он приблизился еще на несколько шагов.

Оцепенение Неугомона прошло, и он пустился бежать. Его передние и задние лапы так быстро скрещивались в паническом стремлении уйти подальше от Кувырка, что несколько раз сцеплялись, и Неугомон катился кубарем. Он перепрыгнул невысокую изгородь одним махом, как лошадь на лисьей травле.

Кувырок не знал, что и подумать. Что с ними со всеми стряслось? Что они нашли в нем такого ужасного, чтобы разбегаться при его появлении? Понятно, он на них здорово рассердился, но они ведь взрослые зайцы, все крупнее его, и уж всяко могут за себя постоять! При этом их много, а он один — да они бы его в один миг к земле прижали и отколошматили! Или он так прославился своими подвигами, что теперь считается непобедимым?

Очень все это странно!

Оставалось одно: разыскать Большеглазку и от нее узнать, что происходит.

И Кувырок снова отправился через поля. Время от времени ему попадался кто-нибудь из знакомых зайцев, но, завидев его, все неизменно кидались наутек, словно за ними гналась дикая кошка.

Наконец он добрался до Винследова луга. Большеглазку он нашел на берегу. Он осторожно подошел к ней сзади и тихонько позвал по имени. Она повернулась, поглядела на него расширенными от страха глазами и не то спрыгнула, не то свалилась в реку. В этом месте течение было сильное, ее подхватило и пронесло довольно далеко. Наконец она опомнилась, выкарабкалась на берег и пустилась прочь.

Это уже ни в какие ворота не лезло!

— Просто смешно! — пробормотал Кувырок и пустился за ней вдогонку.

Он догнал ее у подножия гигантского дуба. Запыхавшаяся Большеглазка прижалась к дереву, ища защиты между его толстыми корнями.

— Не подходи, призрачный заяц, не надо! — прошептала она. — Если мое время на земле истекло, я готова идти с тобой в Другой мир…

— Что ты несешь? Какой еще призрачный заяц? Это же я, Кувырок!

Большеглазка смотрела на него испуганно и недоверчиво.

— Я понимаю, ты думала, что меня съело Убоище, да? Ну так я уцелел. Меня поймал один человек и держал все это время в неволе, а вот теперь я освободился.

— Может, ты и был когда-то Кувырком, — прошептала Большеглазка, — но сейчас-то ты явный призрак. Ты разве не понял, где ты сидел в неволе? Это был Другой мир.

Кувырок даже задумался, припоминая все свои приключения, — а вдруг она права? С чего-то же взяли все они, что он призрак! Но чем больше он думал, тем больше убеждался, что никакой он не призрак. Во-первых, он чувствовал себя вполне живым! А бородатый человек, а Бетси? Они что, тоже мертвые? Ну нет! Слишком уж это было бы невероятным совпадением — всем троим умереть одновременно!

— С чего ты, собственно, взяла, что я призрак? — спросил он.

— Видно же! Живые зайцы не такие!

Он недоумевающе посмотрел на свою белую шкурку.

— Да я это, я! — заверил он.

— Голос твой, а шкурка, как у призрака, — белая.

Кувырок вспомнил, как молодые человечки с любопытством разглядывали его в начале зимы, пока не привыкли к его новой шкурке. Теперь он понял, в чем дело. Оказывается, снова подняло голову самое страшное чудовище — невежество! Он просто сменил шкурку на зимнюю.

— Слушай, — сказал он ласково, — не бойся меня, со мной все в порядке.

— Нет, не в порядке! Ты весь белый!

— Может быть, тебе это странно, а вот ни один из горных зайцев не удивился бы. Мы все зимой белеем, как куропатки или горностаи. Ну, куропаток ты, наверно, никогда не видела, но горностаи-то в белой зимней шубке тебе попадались?

— Да.

— Ну вот! Ты прекрасно знаешь, что весной, летом и осенью горностаи ходят в рыжеватых шкурках, а зимой белеют. Вот и со мной то же самое. Так полагается горным зайцам. Это совершенно естественно!

Большеглазка подошла к нему на шажок:

— Так ты не призрачный?

— Ну, подумай сама, какой из меня призрачный заяц! Никто же меня не обожествлял!

— Но ты ведь сражался с Убоищем! Может, тебя и причислили за это к призрачным!

Кувырок покачал головой:

— Даже и не думал с ним сражаться! Я сделал то, за чем меня послали, — хорошенько его рассмотрел, и все. Уж не знаю, много ли нам от этого будет толку. А если бы дошло до драки, оно бы меня одним движением клюва разорвало пополам. Оно — птица, и огромная.

Большеглазка подбежала к нему.

— Значит, ты Кувырок, только в зимней шкурке?

— Ну скажи, как тебя в этом убедить?

Она храбро потерлась об него мордочкой, обнюхала белый мех.

— Пахнешь, как Кувырок.

— Старый добрый горный запах — вереск, осока и горный клевер.

— И разговариваешь, как Кувырок.

— Обычный горный голос, благозвучный и приятный.

— Это ты!

Так они стояли, обнюхивая друг друга, чувствуя тепло своих шкурок. Кувырок очень скоро засмущался от такой близости, но не отошел, давая Большеглазке время привыкнуть к его новой окраске. Теперь он понял, чего испугались остальные. Если они никогда в жизни не видели зайца в зимнем наряде, то естественно, что они перепугались и возомнили невесть что — так же, как он перепугался бы, если бы, вернувшись в колонию, увидел, что у них всех красные глаза и желтые хвосты. Все необычное сначала пугает, а любопытство приходит, только когда пройдет страх.