Танцы. До. Упаду - [28]

В придачу Ядя превосходила его своими габаритами, а это уже не шутки! Сам он с упорством маньяка следил за своей фигурой, поскольку в профессии танцора малейшая жировая складочка подобна трагедии. А тут, извольте, он должен поднимать и романтически кружить самочку, килограммов на десять тяжелее себя. Попробовав первый раз, он тут же кувыркнулся. Кроме того, они как-то… совершенно не подходили друг другу. В течение двух недель изнурительных репетиций ни разу, когда соприкасались их бедра, он не испытывал приятного покалывания — ну, не электризовало его это! Талия не на месте, попа висит, сиськи большие… Ей-богу, их хватило бы на всю женскую сборную по волейболу. Да и вообще, попробуй к такой прижмись, если бюст отделяет от партнерши чуть ли не на полметра и вдобавок ко всему упирается тебе в желудок.

И этот ее сынуля… Такого ребенка даже в цирке не сыщешь. Когда он притаскивался с ней, репетиция, считай, проходила впустую. Он вроде бы ничего такого не делал, сидел тихонько в уголке, но поглядывал как-то так исподлобья, что Циприан сбивался с ритма. И хоть бы раз улыбнулся!

Однажды мальчик принес потрепанную книжку и, очень довольный собой, сообщил Циприану, что приготовил для него сюрприз. И ни к селу ни к городу продекламировал:

— Сынок! Отбрось тревогу —

Это спасенья знак;

Плывем! — что бы там ни было —

Смотри, как… все меняется…

И дальше:

Куда ни глянь — и вширь, и ввысь —

Все то же самое.

Куда же делся крест?

Стал нам вратами!

Циприан тогда оторопел. Конечно, он ничегошеньки не понял, только еще больше убедился в том, что оба — и мать, и сын — страдают одной и той же разновидностью умственного помешательства. Но хуже всего на самом деле было то, что этот прибабахнутый щенок обращался к нему… называл его… пан Цыпа!!!

Несмотря на все это, Циприан действительно старался. Он убрал из поля зрения все острые предметы, стискивал зубы и клялся в душе, что у него никогда не будет детей. Он даже забыл об инциденте в самолете! В конце концов, теперь они с Ядькой (черт, имя и то ненормальное!) — пара, и перед ними стоит общая задача: продвинуться как можно дальше.

Однажды он попросил Верену, свою прежнюю партнершу, показать этой идиотке, как должно выглядеть настоящее танго. Когда-то это был любимый его танец (хотя, конечно, ничто не могло сравниться с твистом в исполнении Умы Турман и Джона Траволты в «Криминальном чтиве»). Они встали в позицию, стиснули, чуть ли не до скрипа зубы и начали танцевать. А Ядя… демонстративно отвернулась к окну, достала из сумки котлетку, оставшуюся у нее от вчерашнего обеда, и начала меланхолично жевать ее, лишь изредка бросая взгляд на танцующих. Надо отдать им должное, по паркету буквально летали искры. Циприан даже ощутил внизу живота нечто похожее на возбуждение. На одном из поворотов он посмотрел на Ядю в полной уверенности, что она немеет от восторга… Она и вправду онемела — потому что ее рот был забит котлетой! Проглотив последний кусок, эта курица приняла еще более угрюмый вид. Циприан пришел в бешенство. Ну уж нет! Не для того он несколько лет лежал на дне корзины с бывшими в употреблении вещами, дожидаясь, пока его оттуда выудит какая-нибудь милосердная рука, чтобы теперь все испортить из-за какой-то прожорливой сумасбродки!

— А это наше настоящее сокровище. Наше Диво-дивное… мням, мням, мням…

Главный стилист программы, сама претенциозность Мауриций Тронт, при виде Яди, похоже, испытал оргазм.

— Идем-ка, милочка. — Он вытащил Ядю на середину и, сложив губки клювиком, несколько раз чмокнул ее в щеку. Одновременно он любовно поглаживал свои мастерски выстриженные полукругом бакенбарды.

— Ну, уважаемые господа, это мечта каждого стилиста. Почему? — Мауриций сделал паузу и окинул театральным взглядом немного запаниковавших участников программы.

Ядя пожала плечами. Она уже неоднократно была мишенью эпатажных выходок этого чудаковатого типа, одержимого манией величия, который одним только словом умел низвергнуть человека в пропасть отчаяния. И вот опять… От страха у нее мурашки забегали по спине.

— Ну разве можно так выглядеть? Не отвечайте, пожалуйста, это был риторический вопрос. Ха, ха, ха! И что же мы имеем? — Резким движением, как фокусник, Мауриций приподнял юбку Яди. — Небритые ноги… ладно, оставим без комментариев. — Подол юбки опустился. — Идемте дальше… Маленькие глазки, волосы цвета мышиного помета, торчащие неровные брови… Короче: поле непаханое. Це-ли-на.

Он все больше входил в раж, и Ядя дала бы голову на отсечение, что от звука собственного голоса у него, как у Гитлера, возникала эрекция. Своим неестественно хрупким туловищем Мауриций выделывал немыслимые выкрутасы, позвякивая восточной бижутерией, украшавшей все его части тела — видимые и невидимые.

— Вот смотрю я — и что же вижу? — Он вперил в Ядю осуждающий взгляд.

— Ыыы… — отозвалась толпа.

— Так вот… я ничего не вижу! Я вижу мрачность, вижу серость, вижу безликость! Тебя нет, дорогуша, ты для чего-то замоталась в это тряпье. Закуталась, спряталась, а я хочу знать, где у тебя талия, какие у тебя ноги. Скажи — кто ты?

— «Маленький поляк», — вспомнил кто-то в задних рядах строчку из детского стихотворения.