Танцующие медведи. Опыт обретения свободы - [16]
Вот как писал о “Сморгонской академии” выдающийся знаток цыган Ежи Фицовский>[10]: “Из княжеских лесов свозили в академию пойманных с этой целью молодых медведей – их тут бывало несколько десятков. (…) Больше десяти постоянно работающих здесь цыган занимались уходом и дрессировкой. Занятия в этом заведении продолжались около шести лет. Цыгане-поводыри, получив королевское разрешение, вместе с выпускниками шли в мир (…)”>[11].
Затем Фицовский цитирует книгу “Картинки домашней жизни в Литве” графа Евстафия Тышкевича, археолога и историка, отец которого “как настоящий литвин всегда держал при кухне домашнего медведя”. Если выяснялось, что ученик проявляет способности к танцам, его отправляли на учебу в Сморгонь. “Сюда было не так хлопотно записать ученика, как в Вильно, потому что не требовали ни метрики, ни свидетельства о прививке от оспы, а уж признаки породистости были несомненны”, – пишет Тышкевич. И продолжает: “Цыгане учили медведя вставать на задние лапы. Это было большое помещение, вместо пола в нем – изразцовая печь с торчащим посредине столбом, к которому ученика привязывали за задние лапы; печь раскалялась докрасна, медведю заматывали задние лапы онучами, обували его в лапти и запускали внутрь. Пол обжигал ему передние лапы, медведь невольно вставал на задние, а цыган, стоящий в дверях, в это мгновение дудел в дудку. Вот так и привыкал медведь, а потом при звуке дудки, думая, наверное, что сейчас лапы жечь будет, вставал и разные коленца выделывал”.
Легенды гласят, что в отличие от болгарских медведчиков, предпочитавших работать с самками, сморгонские брали только самцов. Болгарские цыгане говорят, что самки легче поддаются дрессировке, они менее агрессивны и не нападают на людей. Однако польские цыгане считали, что обучать самок – дело недостойное. По их мнению, самки должны рожать детенышей, чтобы медведчикам всегда хватало медведей.
В Болгарии медведям не позволяли впадать в спячку, а в Сморгони – пожалуйста. С первого ноября и до конца февраля академия закрывалась, а несколько комнат в ней выкладывали хвоей и ветками. Там медведи погружались в долгий зимний сон.
В годы правления представителей саксонской династии английский посол в Польше писал в Лондон, высмеивая состояние польского образования, “лучше всех [в этой стране] сморгонская академия в Литве, где медведей танцам учат”.
Сморгонскую академию закрыли царские власти во время ноябрьского восстания, однако на современном гербе Сморгони, утвержденном президентом Лукашенко, до сих пор красуется медведь, а нынешняя городская администрация планирует установить в центре города фонтан в память об академии.
Еще в межвоенном двадцатилетии выражение “ты, академик сморгонский” считалось в Польше настоящим оскорблением.
На берегах Вислы водить медведей запретили до войны, правда, Кароль Парно Берлинский из цыганской группы Sinto вспоминает, что в 1950-е годы в таборе, с которым он ездил по Польше, было два медвежьих поводыря. “Они уже меньше танцевали, а больше лечили, – рассказывал он. – Люди в деревнях верили, что медведь лучше самого умного врача”.
5
Медведица Веля провела с семьей Мирчевых пятнадцать лет. Практически всю свою жизнь, ведь Георги Мирчев Маринов купил ее, когда ей было всего несколько месяцев. Каждый ее год выглядел одинаково: весной и летом она ходила по сельским ярмаркам и черноморским курортам. Показывала номера, давала себя погладить, чтобы люди смогли выиграть в лотерею, выздороветь или найти работу получше.
Осень и зиму Веля проводила на цепи во дворе дома Мирчевых в состоянии полуспячки.
И вдруг в жизни Вели началась череда невероятных событий, следить за которыми медвежья голова не поспевала.
Сначала приехали люди в зеленых одеждах, засунули ее в клетку и много часов куда-то везли.
Потом ее перевели из клетки в помещение, где все было белое.
Там она почувствовала укол, после которого заснула. Проснувшись, обнаружила, что с ее носом случилось что-то странное. Он стал как будто меньше. В нем чего-то не хватало.
К тому же нос перестал болеть – раньше боль в носу была для нее такой же естественной, как дыхание.
Все это не вмещалось в Велину голову. Она целыми днями хваталась за морду. Рычала, терлась о дерево. Грызла свою лапу.
Потом с удивлением обнаружила, что она не привязана за нос ни к дереву, ни к забору. Впервые в жизни Веля могла свободно передвигаться.
Она совершенно не понимала, что все это значит и как себя вести в новой ситуации.
– Наши медведи всю жизнь ходили с кольцами, – говорит директор парка в Белице Димитр Иванов. – Это как ампутировать у них кусок тела. Или кусок личности. Тот самый кусок, что превратил их в рабов.
Большую часть колец вынул своими руками доктор Амир Халил, руководитель проектов в “Четырех лапах”. Ему это нравилось. Он считал, что это особый момент в жизни медведя: символическое возвращение ему свободы.
– Мы всегда убираем кольцо под наркозом. Медведи по-разному реагируют на его отсутствие. Некоторые по нескольку дней не могут привыкнуть, кладут лапы на морду, теряются. Так было с Велей.
