Танцующие фаворитки - [65]

Дурново также подарил своей любовнице, как выражались тогда, «поражающий роскошью» дачный особняк в Выре, где она принимала всех выдающихся драматических актеров и балетных артистов. В Петербурге же у нее образовался довольно влиятельный салон, в котором собирались балетоманы и молоденькие балерины. По словам Карсавиной, «на приемах у Надежды Алексеевны всегда царил дух игривой фамильярности… Генералы, восседавшие за столом хозяйки дома, приводили меня в смущение…» Бакеркина также претендовала на роль крестной матери Карсавиной и раскрывала ей глаза на истинную подоплеку поступков окружавших ее людей.

«– Не обольщайся, театр – это гнездо интриг… Как ты думаешь, почему Матильда подарила тебе этот костюм? – Костюм, о котором шла речь, я считала восхитительным и была растрогана столь великодушным подарком. – Да взгляни только, как ты выглядишь в темно-лиловом платье! Этот цвет хорош для обивки гроба, а не для костюма такому ребенку!» Кшесинская же в своих мемуарах объясняет свой подарок самыми благородными мотивами: «Тогда в большой моде были голубой и темно-лиловый цвета в различных сочетаниях, и костюм, подаренный мною Карсавиной, был выдержан именно в этих тонах».

«Репутация неприступности, которая, по мнению Надежды Алексеевны, могла лишить меня поддержки высокопоставленных людей, вызывала искреннюю симпатию у зрителей райка. В те времена я была убеждена, что ужин в ресторане – вещь совершенно ужасная[45]. Они же утверждали, что я никогда не принимаю приглашений на ужин». Карсавина, впрочем, сумела устоять перед всеми искушениями и ловушками, которые расставляли ей влиятельные высокородные балетоманы, и в 1907 году самым прозаическим образом сочеталась законным браком с небогатым помещиком Василием Мухиным, служившим председателем правления Волжко-Камского банка.

Кшесинская терпеть не могла Бакеркину и всячески высмеивала ее, в особенности страсть этой дамы перебарщивать в украшении себя драгоценностями. Но она никак не могла простить себе, что недооценила потенциал выпускницы балетного отделения Анны Павловой. В училище та имела столь неказистую внешность, что заслужила среди своих партнеров из мужского отделения малоприятное прозвище «Швабра». Однако у Надежды Алексеевны нюх оказался лучше, и в ее салоне молоденькая балерина на короткое время сошлась с генералом Н.А. Винтуловым и великим князем Борисом Владимировичем (1877–1943), братом сожителя Кшесинской, Андрея Владимировича. Борис Владимирович был известный повеса, менявший женщин как перчатки, поэтому его роман с балериной не затянулся. Более устойчивую симпатию проявлял к Павловой великий князь Дмитрий Павлович, в будущем – один из убийц Распутина. Вот что написал об этом в своих воспоминаниях князь Феликс Юсупов: «Чуть не каждый вечер мы уезжали на автомобиле в Петербург и веселились в ночных ресторанах и у цыган. Приглашали поужинать в отдельном кабинете артистов и музыкантов. Частой нашей гостьей была знаменитая балерина Анна Павлова. Веселая ночь пролетала быстро, и возвращались мы только под утро».

Громкое дело

Но самой прочной связью, сохранившейся до конца жизни, стал роман Павловой с бароном В.Э. Дандре (1870–1944), отпрыском старинной дворянской семьи с французскими корнями. Виктор Эмильевич, статский советник, сенатский прокурор, гласный и председатель ревизионной комиссии городской Думы Санкт-Петербурга, привык жить на широкую ногу. Одна только квартира на Итальянской улице, наполненная произведениями искусства, обходилась ему в пять тысяч рублей в год. Он подарил Павловой огромную квартиру, в которой был устроен белый репетиционный зал, украшенный портретом Марии Тальони, – невиданная роскошь для балерин. Бакеркина надолго сохранила дружбу с Павловой и часто устраивала в ее репетиционном зале благотворительные вечера с драматическими и балетными представлениями, сборы от которых, например, во время русско-японской войны передавались на нужды раненых рядовых действующей армии.

Откуда брал деньги В.Э. Дандре на такой образ жизни? Известно, что оклады у чиновников на госслужбе были не особо велики. Все выяснилось в 1911 году, когда он был арестован вместе с гласным столичной Думы Н. Романовым и городским архитектором Е. Вайнбергом. В ходе следствия выяснилось, что американская компания «Вестингауз», добивавшаяся получения заказа на строительство трамвайной сети в Санкт-Петербурге, «отстегнула» ему единовременно 20 тысяч рублей. Любопытно, что адвокат фирмы «Батиньоль» г-н Ландау, служивший посредником в переговорах с городской Думой, был уполномочен компанией израсходовать на взятки (тогда это из приличия называлось «комиссионные») 5 % от стоимости контракта. В результате «Вестингаузу» достался подряд на строительство трамвайной сети в столице, якобы выигранный у немецкой компании «АЕГ» в честном состязании на публичных торгах. Но компания несколько преждевременно отпраздновала свою победу, ибо за время исполнения контракта, в период с 1906 по 1910 год ей неоднократно пришлось сталкиваться с халатным отношением Думы к исполнению ее договорных обязанностей. Деньги за произведенные работы выплачивались из рук вон плохо, жалобы американцев просто клались под сукно, гласные Думы и полицейские охотно брали взятки, но не удосуживались и пальцем шевельнуть. В конце концов, компания начала нести крупные убытки и вновь обратилась к Дандре. Тот потребовал платить ему в течение двух лет жалованье в сумме 1500 рублей в месяц и присовокупил список из десяти лиц, гласных, полицейских и репортеров, которых также было необходимо ежемесячно «подмазывать». Американцам деваться было некуда, они согласились, и – о чудо! – дела волшебным образом пошли на лад, а платежи за выполненные работы стали поступать своевременно. Вся затея с петербургским контрактом обошлась «Вестингаузу» в 180 тысяч так называемых комиссионных.