Танцующая танец цветущей черешни - [62]

Но чаще всего мы не хотим разбираться в себе. Может нам не хочется менять себя, потому что мы не знаем, чего хотим, или нам непонятен возможный результат наших усилий. И тогда мы начинаем искать новые, лучшие отношения, забывая о том, что в них мы принесем наши старые правила и привычки, страхи и комплексы, все то, что когда-то испортило наше сегодня. Ведь мы остались такими же. В нас ничего не изменилось.

Самое неприятное, что и своих детей мы учим тому же…

Не менять себя, не смотреть внутрь, не идти в глубину, не убирать причину, а убегать, уходить, отворачиваться, отвлекаться, скользить по поверхности…

Но это уже тема другой книги, а здесь я говорю о любви!

Может когда-то у меня получится, и я открою школу для взрослых. Школу безусловной любви. И тогда в мире станет больше счастливых людей, счастливых семей и счастливых детей.

Любовь…

Я могла бы говорить о ней еще и еще. Но не это моя истинная цель. На самом деле, я хочу подарить любовь тебе. Поделиться с тобой этим удивительным даром Вселенной!

Я дарю тебе свою любовь!

И пусть мы с тобой не знакомы. Это не так уж важно. Ведь главное, что у тебя будет моя любовь. Ты сможешь наполнить ею свое сердце и подарить кому-то еще. Тот, кому ты подаришь свою любовь, поделится своей любовью еще с кем-то…

Ты представляешь, что это будет?

Мы сможем наполнить любовью весь мир, всю планету.

Планета, наполненная любовью, будет излучать любовь во всю Вселенную.

Вселенная станет Любовью.

А любовь будет такой огромной, как целая Вселенная.

И ты будешь частичкой этой огромной любви…

Песнь о любви звенела как натянутая тетива. Наверное, это Амур баловался со своим луком. Расстреляв все свои стрелы, он сам попал в свою пленительную сеть. С легкой грустью он наигрывал мелодию о той, что забрала его сердце весной, когда обнаженная черешня, накинув покрывало из белых цветов начинала свой танец.

Если бы я была цветущей черешней, я могла бы отпускать мысли как белые лепестки своих опыленных цветов. Они летели бы по ветру, опускались бы на темную воду реки моей жизни и уплывали бы с ней куда-то туда, где небо сливается горизонтом с землей. За край той полосы, которая исчезает с закатом солнца, туда, где остается вчерашний день и откуда появляется завтра.

Амелия медленно выплывала из объятий своего сна. В спальне было светло. Нежное утреннее солнце заглядывало в окно. Дверь на террасу была приоткрыта и легкий, теплый ветерок играл с тонкой прозрачной вуалью занавески. Уже все в доме проснулись, спала только она.

Это они думали, что я сплю. На самом деле я просто нежилась между тонкими шелковыми простынями. Выскользнув из объятий шелка, я босиком вышла из спальни. В доме было тепло и уютно. Из кухни доносился аромат свежесмолотого кофе.

Я назвала тебя домом Гармонии и Любви. Я начала создавать тебя в своем сердце очень давно. Я мысленно обходила комнаты моего дома, рассматривая их. Сначала это были мгновенья, детали, эпизоды. Постепенно ты оживал в моем воображении. И вот появился фруктовый сад, который закрывал дом от посторонних глаз. Особенно он был прекрасен весной. Казалось, что дом окружен белым ароматным облаком из цветов. Так цвела черешня.

Я сердцем выбирала это место. Я наполняла его любовью. Я знала, что придет время, и мы встретимся. Моя любовь приведет меня сюда. Моя любовь выстроит дом и посадит фруктовый сад. И мне с моей семьей здесь будет так хорошо и так уютно…

И еще тут будет место, куда сможешь приехать ты. Да именно ты, тот человек, который сейчас читает эти строки.

Ты сможешь приехать ко мне в гости, чтоб отдохнуть душой. А я расскажу тебе историю о том, как одна девушка научилась любить…

Эпилог

С того дня, как Амелия прислала мне свой дневник, прошло много времени. Я уже закончила эту книгу и делала последние правки перед тем, как отдать ее в печать. Но наверное Провидению было угодно добавить в нее еще несколько историй. Тех историй, о которых умолчал дневник. И наверное именно для этого мы с Амелией случайно встретились вновь. Она опять опоздала на поезд и позвонила мне…

Тогда, в Париже, когда я ехала в такси на Лионский вокзал, в одной из проезжающих машин, я заметила его…

Он обнимал какую-то девушку, что-то говорил ей на ухо. Ее лицо радостно сияло. Выражение его лица я не могла разглядеть, как ни старалась. Я видела то его затылок, то его профиль.

— Так вот как ты ищешь свою новую парадигму, — подумала я. Не знала, что теперь это так называется.

Наши машины остановились рядом на светофоре. Я открыла окно и начала махать рукой, надеясь привлечь их внимание. Но тут загорелся зеленый и мы поехали прямо, а они свернули направо. Я закричала водителю такси, что нам надо срочно ехать за той машиной.

— Сожалею, мадемуазель, но сейчас это не возможно, а ближайший поворот через три квартала. Вы не найдете ту машину, — с истинно французским пониманием, ответил мне водитель такси. Чтобы не разрыдаться, я до боли закусила свою нижнюю губу.

Я дала волю слезам только в ресторане на Лионском вокзале, сев за столик в самом дальнем и темном углу зала. Я сидела, повернувшись ко всем спиной, и смотрела в свой дневник невидящими глазами. Слезы катились по щекам и капали на открытые страницы. Я пыталась что-то написать, выплеснуть свою боль. Но у меня не получалось. Я едва сдерживала рыдания, а мои слезы покрывали страницы своими серыми каплями.