Танцуя в огне - [29]

Гуля разглядывала банки с чаем и планировала свои дела.

Нужно найти среди своих учениц по востоку девочек, согласных учиться и выступать в ее коллективе. Это будет не кастинг, как у Антона, а личные предложения. Гуля наметила их сделать трем своим ученицам. Конечно, поначалу они не смогут выполнять что-то сложное, но создать массовость на площадке, красиво покрутиться и исполнить легкие движения с огнем у ее учениц получится. Пока хватит и этого, а со временем Гуля их научит.

Аиша («В следующий раз откуплюсь, и денег никаких не жалко!») обещала на днях принести проспекты хороших центров. И вроде бы она даже договорилась с одним врачом… Главное, чтобы отец согласился. В последние годы от лечения он отказывался, посылая Гулю куда подальше и говоря при этом, что он вовсе не пьяница.

Гуля потерла виски: голова сразу начинала болеть, когда она вспоминала об отце.

И еще нужно не думать об Антоне…

Поцелуй Гуля пережила, хоть и бежали мурашки по телу, когда его вспоминала. Сказала себе: «Случилась что случилось», и перестала смущаться и нервничать. Ничего же не изменить в прошлом, правильно? Тогда из-за чего переживать?

Другое дело, зачем Антон вызвался ее целовать. Пожалел бедняжку, а может, решил в который раз поддеть Гулю? Либо таким образом поддержал ее: своя же, почему бы не поцеловать, раз другие раздумывают?

Целуется он здорово, признала Гуля. Парень с таким темпераментом, как Антон, по-иному не может. Интересно, а каково это — быть его девушкой?

Гуля поморщилась: глупые мысли, которые давно уже не приходили ей в голову. И вот, опять…

В прошлом Антон с Гулей хорошо общались, даже считались друзьями, он относился с пониманием к ее просьбам, помогал советами, но — ничего личного.

И девушки. Насколько помнила Гуля, он всегда с кем-то встречался: женским вниманием харизматичный Антон никогда обделен не был. Пялилась на него и сама Гуля. Потихоньку, конечно, и в жизни бы не призналась никому, что мечтает о чем-то.

До последнего дня существования их старого коллектива сердце Гули всегда учащенно билось, когда они с Антоном отходили в сторонку, чтобы разобрать что-нибудь по общему танцу, или когда Антон ей объяснял по секрету основы режиссуры и законы построения танцевального номера. Вездесущий Женька часто прерывал их «свидания». Подходил, садился рядом, слушая, что Антон рассказывает Гуле, сам задавал вопросы. Тогда Гуле дышать становилось легче, но на Женьку она обижалась: ведь Антон мог во время одного из разговоров пригласить Гулю куда-нибудь, например… Да что угодно, они же разговаривали один на один!

Но никаких предложений от Антона никогда не поступало. Ни с Женькиным присутствием, ни без него.

С приходом Антона в их коллективе многое поменялось. Танцы стали более подуманными, изменился порядок номеров, костюмы, а со временем стали более интересными движения за счет хореографии и усложнения работы с предметами.

Но он не должен был появиться в их коллективе, не должен! Слишком далека была жизнь уличных фаерщиков от жизни талантливых танцоров, получивших высшее образование.

Гуля, откинувшись на спинку стула, вспоминала, как она впервые увидела Антона.

В тот день Пашка, Женька и Гуля безнадежно опаздывали на выступление. Но находящегося, по своему обыкновению, Женька в состоянии самадхи это мало волновало. Он всегда умел быть по-дзеновски спокойным и отстраненным, исключая некоторые моменты. Зато Гуля волновалась за все: ненавидела опаздывать. Ведь именно ей нужно подходить к ведущему, чтобы извиниться. Возможно, придется извиниться за опоздание и перед заказчиком, придумать приличную отговорку, ибо слово «пробки» давно никого не трогали…

Выступление тоже пошло наперекосяк. Реквизит они замочили в спешке, плохо, и веера с шестами никак не хотели разгораться. Чтобы как-то скрыть заминку — зрители уже давно собрались возле площадки и неопределенно гудели — улыбающаяся Гуля вышла с поями на сцену — единственным реквизитом, который сразу разгорелся. Шепнув предварительно Пашке, чтобы включили ее любимую Фармер, отработала одна самый первый номер, пока остальные повторно заливали фитили оставшихся предметом керосином.

Песни Милен Фармер никогда не подводили Гулю. Будто получая незримую поддержку от беззащитного нежного голоса, под них она с легкостью работала с веерами, шестом, крутила пои. Но не в тот раз.

Впрочем, все было почти идеально. До момента, пока Гуля не вышла «попугать зрителей». Это делать с поями следовало очень осторожно, поэтому Гуля навертела цепочки поев на кулаки, уменьшив их длину на треть. Теперь горящие шарики находились близко-близко к Гуле. Ей опаснее, зато зрителям хорошо. Восторженные крики вперемешку с немного испуганными девичьими охами только радовали.

Она «обошла» почти всех зрителей, оставалась большая и веселая компания парней, которые хлопали, чуть приплясывая: видимо, долгие возлияния даром не прошли. Гуля, боковым зрением отмечая, где стоят чашки, прошла около них, чтобы покрутить пои прямиком перед парнями, на безопасном от них расстоянии, но ближе, чем фаерщики обычно выступали.

Те продолжали хлопать и гикать, кроме одного, который стоял неподвижно, с неослабевающим вниманием наблюдая за Гулей.