Тамтамы до сих пор звучат - [57]

Ужин готов. Его обычно делишь с теми, кто сидит поближе, а они в свою очередь поделятся с тобой водой и просяной кашей туво. Потом начнется разговор, полный всяких неожиданностей. Обычно хозяева пытаются говорить по-французски, услышав же в ответ свой родной язык, замирают от удивления. Сказывается разница между бывшими французскими и английскими колониями, так как в английских довольно часто встречались люди, знающие африканские языки. Тут же, в местах, где понятие «европеец» означало синоним слова «француз» («батуре»), с подобными «знатоками» местные жители не встречались. Удивленные вопросы так и сыплются. Постепенно слушатели привыкают к батурен бахаусе — европейскому хауса. Тут различие в цвете кожи не основное, важнее — суметь договориться. Через несколько минут уже начинаются традиционные вопросы о краях там, на юге, у Гвинейского залива.

Многие молодые мужчины из отдаленных деревень хорошо знают Африку. Некоторые побывали и за морем, главным образом те, кто воевал. Люди эти знакомы с техникой, разбираются в моторах не хуже таксиста из Ниамея и знают транзисторный приемник даже лучше, чем многие европейцы. Иногда солдат, вернувшись домой, приносит с собой маленький транзистор, совершая тем самым целый переворот в родной деревне. Это не оказывает какого-либо влияния на традиции или привычки народа. Просто в хижине вождя на полочке гордо и независимо возвышается приемник с рекламной надписью о самом прекрасном качестве радиоаппаратов известной во всем мире марки Филлипс. И все это около ритуальных знаков племени, вдалеке от последнего электрического столба. Шнур с вилкой на конце меланхолично свисает вниз с полочки…

Традиций в Африке продолжают упорно придерживаться, но традиционное хозяйство, сталкиваясь с современностью, неизбежно терпит крах. Трудно найти сейчас в саванне не тронутую влиянием цивилизации племенную или сельскую общину. Молодежь уходит на заработки и приносит в деревню деньги. Это позволяет делать закупки и у бродячих торговцев, и в магазинах небольших городков. Правда, отношение к деньгам в африканской деревне пока совершенно своеобразное и не соответствует представлениям ученых-экономистов. Я как-то вел беседу с молодым мужчиной из захолустной деревни. Через некоторое время он попросил:

— Не могли бы вы дать мне парочку этих красивых банкнотов?

Пока я размышлял, как ему отказать, так как собеседник просил как раз половину той суммы, которую я смог бы потратить за день, он возобновил разговор:

— Я не понимаю этих европейцев с деньгами, почему они их так берегут, когда могут иметь ровно столько, сколько захотят?!

Я выразил свое удивление. Тогда молодой африканец добавил:

— Надеюсь, ты не станешь мне говорить, что не можешь напечатать столько, сколько захочешь? Я же сам видел в Котону — там печатали столько газет, сколько могли продать! А деньги — это ведь тоже отпечатанная бумага. Правда, в городе за них можно получить много всяких приятных вещей.

Очень интересны и необычны представления таких африканцев о нас, европейцах, о Европе, о происходящих в мире событиях. Иногда они весьма далеки от действительности. С одной стороны, вторая мировая война развеяла миф о непогрешимости европейцев. Люди, которые убивают друг друга, по законам африканской деревни, не обладают большим умом. С другой стороны, война нанесла довольно сильный удар по этим представлениям. Солдаты де Голля носили в своих ранцах боевой устав, научились его читать и пересказывать. Сейчас многие из них вернулись домой и стали признанными авторитетами. Времена в деревне изменились, говорят они, теперь все должны читать, писать и считать, чтобы никто не мог вас обмануть. И вообще повидать надо свет!

Когда загорится первая звезда, кто-нибудь из стариков обычно начинает сказку из истории «татсуния». Слово это в переводе с хауса означает «звезда», и поэтому местные жители не любят рассказывать их до восхода звезд. Стоит замолкнуть одному старику, как другой уже начинает свое повествование об истории Арева, края, который первоначально был населен не хауса, а языческими племенами, постепенно смешавшимися с пограничными племенами хауса. Народ этот имел свой собственный язык, так называемый «маури»…

Огонь костра разгорается, тени пробегают по раскрашенным лицам внимательных слушателей. Каждому интересно, откуда пришли их прадеды.

Но вот сказка кончилась. Всем уже хочется спать. Жители деревни начинают заворачиваться в свои бурнусы. Тянет прохладой, через минуту будет совсем холодно, а к утру и небольшой морозец. Мы тоже идем спать. Утром, чуть только рассветет, люди, все еще завернутые в бурнусы, уже выходят из хижин, толстые глиняные стены которых не только спасают от полуденной жары, но и сохраняют тепло, полученное днем.

Мы прощаемся со своими вчерашними собеседниками и едем дальше…

Почти два месяца прошло с тех пор, как я ездил по «дороге арахиса» в Арева и по другим областям хауса. Остались позади города, деревни знаменитого когда-то государства Гобир, где родился реформатор Осман Дан Фодио. Города и городишки, даже знаменитые, представляют скопление глиняных домиков с побеленными или просто обмазанными коричневой глиной стенами, напоминающих чем-то современные бунгало.