Тамтамы до сих пор звучат - [5]

Свидетелями второго случая мы оказались на проселочной дороге. Когда последняя деревня осталась далеко позади, а следующей не было отмечено даже на карте, на совершенно пустой дороге неожиданно появился осел, который медленно, с достоинством двигался нам навстречу. Через спину его были перекинуты мешочки с солью и орехами кола — самыми дорогими продуктами в этих местах.

Я напрасно искал глазами погонщика и, удивленный, спросил Ауду — одного из своих африканских друзей:

— Где же его хозяин, неужели он не боится, что осел придет домой с пустыми мешками?

Мой друг молча остановил машину и движением руки пригласил понаблюдать за ним. Обойдя осла, он начал осторожно подходить к мешку с орехами и совсем уж было протянул к нему руку. Тут осел моментально остановился, смерил человека глазами, потом, словно сосчитав про себя до трех, бросился с места и лягнул его копытом. Счастье, что Ауду это предвидел и сумел вовремя отскочить в сторону. Осел, однако, не стал его преследовать. Он постоял еще немного, посмотрев на «вора» так, словно хотел сказать: «Так что, дать тебе еще разок или этого с тебя достаточно», — и важно зашагал по дороге, как будто бы здесь ничего и не произошло.

Мы тоже тронулись в том направлении, откуда пришел осел, и, проехав значительное расстояние, увидели двух мужчин, обсуждающих какие-то новости. Водитель остановил машину, и после традиционных приветствий я спросил у одного из путников, не знает ли он, чей осел идет там по дороге.

— Конечно же, мой! — воскликнул он. — Я тут немного заболтался, а он потащил домой кое-какие вещи. С ним что-нибудь случилось? Это было бы удивительно, он всегда был аккуратнее меня!

Третий случай зафиксирован мною на пленку, как наиболее выразительный.

В знойный полдень я оказался как-то на перекрестке улиц одного из маленьких выжженных солнцем городков Нигера. На этой крохотной площади сохранилось лишь одно-единственное местечко, где можно было найти тень. Она падала от глиняной стены против ресторана. Нам, десятерым африканцам, одному чеху, одному французу и двум англичанам из Нигерии, страшно хотелось пить, но еще больше хотя бы на минуту спрятаться от палящих, безжалостных лучей солнца, просто постоять в тени. Именно это и оказалось невозможным. Место в тени было занято двумя ослами, и никто в мире, ни за какие блага не смог бы их сдвинуть с места. Поэтому нашей компании ничего не оставалось, как выпить на солнцепеке теплого пива и следовать дальше.

На севере, там, где постепенно замирает жизнь, начинается пустыня. Но теперь уже и через пустыню по направлению к озеру Чад ходит белый автобус Трансафриканской компании. Издалека он кажется огромным танком, за которым тянется хвост коричневой пыли. Правда, это единственный автобус, который идет здесь по расписанию. Маршрут у него большой, так как автобус связывает главные города. Проезд стоит не очень дорого, а название автобуса — «трансафриканский» — обладает поистине магическим действием. Еще немного глубже в пустыню — и там только на отдельных участках попадаются огромные тяжелые грузовики. Основной транспорт здесь — верблюды. Когда в центре столицы Ниамее медленно и важно большой караван верблюдов переходит перекресток, кажется, что ты попал в далекое прошлое. Они идут плавным шагом, так, словно идут по сыпучему песку среди дюн большой пустыни. Похоже на то, что асфальт, машины и светофоры совершенно им не мешают. На все то время, пока караван переходит на другую сторону, полицейский открывает ему «зеленую улицу».

Это очень красивое зрелище, и никто — ни полицейский, ни водители — не возмущается вынужденной остановкой. На их лицах написано уважение к кораблю пустыни, уважение, унаследованное от далеких предков. Ведь европейский светофор существует здесь всего несколько месяцев — а когда появились верблюды?

Страна, в которую приезжаешь…

Страна, с которой знакомишься впервые, встречает тебя новыми впечатлениями, слагающимися из тысячи мелочей. Мое же первое впечатление но прибытии в Западную Африку основывалось всего лишь на двух. Во-первых, африканский кузнечик, величиной с хорошего воробья, который спокойно уселся на плече моего земляка, ожидающего таможенного досмотра на аэродроме в Дакаре. Во-вторых, мой собственный костюм — «самый легкий», по ручательству пражского портного, — который через минуту после того, как я вышел из прохладного салона самолета, стал насквозь мокрым от пота. Мне ничего больше не оставалось, как терпеливо наблюдать за дальнейшим ходом событий.

Задыхающийся от жары земляк пытался согнать кузнечика-великана с плеча, а я меланхолически наблюдал за тем, как мой лучший костюм постепенно превращался в нечто напоминающее половую тряпку. Издалека долетали обрывки английской речи представителя скандинавской авиакомпании САС. Глуховатым голосом он объяснял каким-то туристам:

— Сейчас в Дакаре наступает лучшее время года; климатические условия здесь напоминают Ривьеру…

До сего дня удивляюсь, откуда у меня сохранилось столько чувства юмора, чтобы спокойно наблюдать за тем, как пот обильно смачивал документы, которые заполняли пассажиры. Однако и мои документы вскоре оказались в таком же виде, как и у всех остальных.